В первую ночь, когда к Казани пришел царь и великий князь и град обступили войска, видел страшный сон казанский царь. Лег он с печалью немного поспать, и взошел с востока месяц, мал и темен, тонок и мрачен, и встал над Казанью. Другой же месяц, который от запада взошел, светел и велик, пришел и тоже над градом встал, выше темного месяца. Темный месяц от светлого побежал и сотрясался, большой же месяц долго стоял и, как крылатый, полетел от места своего и, догнав, ударил темный месяц, и, как будто поглотив, в себя его принял, и тот в нем засветился. А большой месяц, светлый, испустил как бы звезды огненные и искры вниз с небес, на город, и сжег всех людей казанских. И опять встал над городом большой месяц, и еще вырос, и сильнее, чем прежде, сиял неизреченным светом, как солнце.
В ту же ночь сеит казанский сон видел. Стеклось множество стай больших многообразных зверей и люто рыкали: львы, и гепарды, и медведи, и волки, и рыси, и наполнились ими луга и поля все казанские; против них вышли из города небольшие стаи единошерстных зверей — волков воющих. И принялись они биться с многоразличными теми зверями, и в один час все, вышедшие из города, лютыми теми зверями ранены были…
…Превеликий воевода князь Симеон всех превзошел воевод и начальников полков храбростью и твердостью ума своего; за мудрые советы его любим был царем и великим князем. А воинам русским был доброратным воеводой, победами сияющим. И многие русские воины и противники видели его издалека: когда в бою полки сходились, как огненный, ездил он на коне своем, а меч и копье его, как пламя, метались по сторонам и секли противников, пролагая среди них улицы. А конь его, мнилось, как змей крылатый, летающий выше знамен; противники же видели это и быстро бежали от него, не умея устоять против него, и думали, что это не человек, но ангел Божий или некий святой заступник русский…
Царь князь великий, взяв благословение и прощение у духовного отца своего, мужа добродетельного, по имени Андрей, и, как гепард, ярости наполнившись ратной, сел на избранного своего коня, с мечом, и поскакал, размахивая мечом и воеводам крича: «Что долго стоите без дела? Пришло время потрудиться недолго и обрести вечную славу». И хотел в ярости дерзнуть сам с воеводами идти на приступ в великом полку и своею храбростию ободрить всех, но удержали его воеводы силою, и воли ему не дали, чтобы грех какой не случился, и отвели в стан его, и увещевали тихими словами: «Тебе, царь, подобает спасти себя и нас; если мы все убиты будем, а ты будешь здоров, то нам будет честь и хвала во всех землях, и останутся у тебя сыновья наши и внучата и родственники, и будет вместо нас без числа служащих тебе. Если же мы все спасемся и тебя, единственного самодержца нашего, погубим, какая нам будет слава и похвала? Будет стыд и срам, укор во всех народах, унижение вечное, и останемся как стадо овец, не имеющее пастыря, в пустынях и горах блуждающее, съедаемое волками». Он же пришел в разум от ярости чрезмерной, и понял, что не на добро его безумное дерзновенье, и пустил к городу впереди великий полк, пеших вооруженных за огромными щитами деревянными, по 30 человек ко всем воротам, и приказал туры подвести ко всем стенам города близко, чтобы воинам взойти с них на стены проломленные, — царевичам астраханским с татарами, а за ними и всему воинству. А всем полкам не велел спешить, чтобы не гибли люди из-за стеснения у города Сам царь отъехал с братом своим, князем Владимиром, и с царем Шигалеем, и стоял, издалека глядя на происходящее.
Воеводы же с пешими воинами к городу приступили и в один час девять ворот проломили, и в город вошли, и пути всюду открыли русскому воинству. И самодержцево знамя, вознеся, на город поставили, победу христиан над погаными показывая всем. И быстро с теми царевичами поспешили в проломы, с полками их варварскими, и вошли в город через пустые места в мгновение ока без боя, и не дали загореться городу, угасив силу огненную.