Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

Дальше: «Старайтесь не орать, ведите себя спокойно и вежливо. Если знаем, что здесь живет учитель, обычно это учительница, которая может создать общественное мнение, то лучше сначала пойти к ней, а потом уже с ней прийти в первый дом. Если нет учителя — найти бригадира. Или зайдите в крайний дом, познакомьтесь, расскажите о поиске. Мы — поисковый отряд, восстанавливаем историю войны в этом районе. Вся информация будет впечатана, она интересна для музеев. Это льстит. Далеко не сразу будут говорить то, что надо. Будут вспоминать довоенную жизнь, говорить о нынешней. Корректировать не надо, надо дать выговориться. Мы всегда говорили, что это тоже очень интересно, что это нужно записывать. Нужно быть хорошим слушателем». У меня есть воспоминания одной девочки, она уже умерла, кажется, в ранге бабушки, она писала, как была на поиске в первый раз. Под дождем. Как она это все увидела. Как руки замерзли. Очень интересно.

[...]

А. К.: Каждая бабка говорила свое, не все они были одинаковы. Но все они приходили к тому, что лишь бы не было войны.

Т. С.: Немцев они вообще редко вспоминали.

А. К.: Недавно я буквально про это читала. Немцы сами писали, что русские женщины были гуманные, понимаешь? Что они даже воспринимали их как своих родных. Немцы такое писали.

Т. С.: Не помню, какие это были годы — конец 80-х или начало 90-х — приехала от немцев в Россию делегация. Вот не жилось им, захотелось посмотреть на места своей молодости. Это было перед тем, как начали строить во Ржеве немецкий мемориал — местные не хотели его. Коммуняки там тоже вылезали: мол, нашим надо мемориал ставить, а немцам на фига? И, понимаешь, привозили их на автобусе в какие-то отдаленные деревеньки в Тверском районе. Там немцам не дали даже из автобуса выйти: пришли местные и закидали камнями. Они так и не вышли. Потому что в этой деревне немцы во время войны поубивали детей, женщин, пограбили. И им не дали даже выйти. Вот это я очень хорошо запомнила. А с другой стороны, вот наше Нефедьево[61], километров пять, может быть. Немцы пришли и заняли половину деревни. На второй половине типа были наши. Женщина одна мне рассказывала, что немец стоял у нее в доме. Он днем прибежал, сказал, мол, собирайся, сейчас бомбить будут, мы уходим. Под Вязьмой мне тоже рассказывали, как один немец стоял на постое, не выгнал из дома хозяев, а вкусненьким подкармливал. Под Боровском мне местные бабки рассказывали: у них румыны стояли. Сильно они не дурили, но огромная обида осталась: не дали закрыть подпол, в котором картошка была. Грабанули, взяли оттуда, но не разрешили закрыть дверь, и картошка померзла. А это же крестьяне, они ж на этой картошке жить должны были... И корову угнали. Мамка бежала за коровой, потому что дома дети малые, ей сказали: «Если сейчас не уйдешь, мы тебя пристрелим». Вот память, она избирательная: каждый помнит свое.

А. К.: Я рассказывала эту историю замечательную? Немец подходит к деду: дед в одной семье валенки надел и пошел встречать немцев. Потому что он в германскую войну был в плену, а тут немцы пришли. Они его с собой прихватили, валенки с него сняли — еле обратно до дома дотопал. Вот такая была встреча с цивилизацией. Культурных немцев встретил.

Т. С.: А я помню, как в Бородино походом шли. Дедка-лесника встретили.

А. К.: Старый дед.

Т. С.: Так они с мамой по-французски схлестнулись. Он, оказывается, был во Французском легионе во время Первой мировой. Наши там оставались: кто смог — вернулся, кто не смог — не вернулся. Он вернулся. И вот они зацепились. Ощущение было непередаваемое.

[...]