Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

Т. С.: По крайней мере это передача традиций, это история края, история конкретной деревни. Потому что можно функционально относиться: вот здесь кого-то закопали. «Черные» поисковики так и работают. А если ты понимаешь, что это были люди, то тебе важно, как все это было. У нас даже такое коллективное творческое дело было: ребята сидят у костра, часов одиннадцать вечера, даже разбор полетов уже прошел, а к ним выходят люди, которые будто бы из окружения пробиваются. И вот они выходят в круг наших ребят и начинают с ними разговор. Как будто два времени встретились. Какой-то фильм был даже на эту тему не так давно, в районе десяти лет назад.[62] И вот сидят ребята у костра, а к ним выходят три человека. Из наших же, просто они к этому заранее готовились: они и одеты были в полевую форму советскую. Начинается разговор, и два разных поколения между собой так общаются. Одни — на фронте, из окружения, а эти — из сегодняшнего времени. Два или три раза мы такое дело проворачивали, не больше, так как оно очень тяжелое в плане подготовки, идет часа три, каждый раз это был долгий разговор. А ребята благодаря вот этим опросам, благодаря погружению в такую работу уже понимали, что они не скелет вытаскивали и не череп, а именно человека. Такой разговор — это помощь в погружении, чтобы относиться к костям не как к вещам, а как к человеку, у которого есть родня. Мы же когда искали потом родных, по медальонам или личным вещам (если находили) узнавали, откуда человек и каким он был при жизни. И они нам рассказывали. Вот эта фотография у бати, Бори Елкина — мы же практически всю его жизнь короткую знаем. Там, где это можно было уточнить, мы обязательно уточняли.

А. К.: Я же говорила, что у нас есть его письма родным, девушке, сестре.

Т. С.: Родня нам и писала, и на захоронения они приезжали очень часто. Тогда и рассказывали: какой был человек, что и как. Точно так же и эти бабки. О своих погибших, не вернувшихся с войны, рассказывали, какой был человек. И мы тогда в агитбригаде, в итоговом нашем концерте делали посвящения или песней, или стихом конкретному человеку. Потому что мы о нем немножечко уже узнали, что он был за человек. А иначе — это как раз то, чем занимаются «черные». Они тоже работу выполняют, костяки передают ребятам, которые захоронениями занимаются, но сами не забывают и карманы обчистить, грубо говоря, и вытащить золотые коронки. Работа у них такая, они на этом зарабатывают. У нас же ситуация была немного другая. Колька, мой брат, тоже поисковик, он деньги у государства никогда не брал. Всегда всех за свой счет таскал, хотя своих дома трое детей. Лишь бы не было всех этих отчетов.

А. К.: Да, потому что это жуть. Я работала методистом в Доме пионеров, и как только была возможность — сбегала. Мы даже не писали, что уходили в поисковые экспедиции.

Т. С.: Самое интересное с этой могилой, про которую уже говорили. Мы же некоторых из тех людей поименно, можно сказать, знаем, родственников знаем. А год назад поехали на дачу и заехали туда. Там 46 фамилий указано, из них только три или четыре нам известны, остальные просто левые. Тех, кого мы нашли, — просто нету[63]. Зато все красиво: новые памятники на ножках. И вот я теперь не понимаю, как мне вернуть справедливость, потому что, когда я пыталась говорить с местной администрацией, у меня потребовали акты эксгумации. Я им говорю: «Ребята, какие в начале 80-х акты эксгумации, вы о чем?!» Мы что, втихаря их там похоронили? Мы митинг там устраивали, милиция приезжала, администрация.

А. К.: Местный мальчик Сережа, с которым мы там хоронили, он потом и сам тоже в поиск ушел. Когда он нам про это рассказал, мы обрадовались. Как хорошо: на этом месте, значит, еще людей нашли. Оказалось, что министерство культуры прислало разнарядку — увековечить вот эти фамилии. И срочно там сделали баскеточки на ножках, на которых написали эти фамилии. Увековечили. Кого? Чего?

Т. С.: А ведь там был и наш камень раньше, на котором были выбиты нами фамилии плюс количество неизвестных солдат. С одной стороны, должно быть уже все равно: столько лет мы жили и не знали, что там, знали, что там наш памятник и все.

Но когда я посмотрела сама на это — не могу успокоиться. Как же так, а Колокольчиков, а Боря Елкин — их же родственники знают, что они там лежат. А вот эта паспортизация братских могил, когда можно зайти в интернет и посмотреть: их же там не будет. Это как, это второй раз имя отобрали? Мы же поднимали.

Поэтому я сижу и уже несколько месяцев восстанавливаю, потому что поколения уже выросли, народ разлетелся-разбежался. Приходится даже дневники тех экспедиций собирать, чтобы вынудить власть дать нам добро. Мы сами все сделаем. И бог с ними, этими фамилиями, которые левые, которых там быть не должно. Если их некуда девать — пусть будут. Но ребята, те, кто там изначально лежал, за что с ними так?

А. К.: Там уже огромные сосны выросли, а было все голое.