А. К.:
У меня совершенно потрясающее впечатление было, я не знаю, в книжке мы про это писали или нет. Мы с Лишиным когда обходили эти места, нас ночь застала. И был массовый вылет белых бабочек. Капустницы? Не знаю, в общем, белые совершенно бабочки. Массовый. И мы вот в вылет этих бабочек белых попали, представляешь? Вот совершенно жуткое ощущение. Понимаешь, нас окружили души всех, кто здесь погиб. Жуть. Вот такое было впечатление.Т. С.:
Кондратьев был потрясающий. И жена у него была потрясающая. Его отношение к войне... отношение к людям... отношение к жизни...А. К.:
«История 915-го полка» — так, по-моему, и называется статья.Т. С.:
Ниночка, жена Вяча, рассказывала, что Вяч наткнулся у нее на пачку писем — треугольнички.А. К.:
Фильм[80] же об этом есть... А история этих писем была примерно такая: она сама после школы работала в военном госпитале около Москвы. То есть совсем еще девчоночка была. И они там в госпитале и жили. То есть не фронтовой госпиталь, а тыловой. И какой-то парень с ней там познакомился, потом уехал на фронт и начал ей писать. И вот стопочка писем его сохранилась. А потом письма прекратились — погиб, наверное. А стопочка эта осталась. И когда Вяч до стопочки этой добрался, он прочитал и сказал: «Готовая вещь!» И написал рассказ[81]. Чего там потом из этого текста на экран положили — можно не сильно соглашаться.Т. С.:
Понимаешь, это вечная борьба с враньем. Когда между делом... Ведь легче замотать голову, как будто раненый, чем подстричь актера. Поэтому госпиталь весь раненный в голову. Ну это смешно. Стричься никто из актеров не хотел.А. К.:
Правда, все с повязками...Т. С.:
А как нормальный фронтовик смотрел на это дело? Понятно, раненный в голову, но еще и на костылях! Хорошо, если кто-то из актеров лысый, понимаешь, не надо голову обматывать. Такое вот грубоватое вранье, которое сильно мешало. Поэтому немножко подуродовали. И Вяч говорил, что он уже ничего не может с этим сделать. Называется фильм «Привет с фронта». Я его сначала-то смотрела как просто фильм, отдельно, а потом, когда поняла, что это Ниночкина история... Ну вот такой привет от Нины. Жилось ей несладко: талантливый мужик, любил выпить периодически. А мужик — он прям мужик, с тяжелым характером. В общем, периодически он уходил в запой. Это было тяжело и для него самого, и для домашних.А. К.:
Это все наследство военное...Т. С.:
Но он с этим успешно боролся, скажем так. Он брал себя в руки, он понимал, что для жены это тяжело. Поскольку детей у него нет, есть только удочеренная девочка, которая по духу ему чужая, то лучше в это не ввязываться.А. К.:
Он хотел, чтобы прах его развеяли там, на Овсянниковском поле. Но нас не было в Москве, когда его хоронили.Т. С.:
Там как получилось... У меня беда случилась, ни до чего дела не было. А тут по радио услышали: «Умер Вячеслав Кондратьев».А. К.:
Он застрелился.Т. С.:
Я дозвонилась его жене. Она говорит: «Танечка, я так тебя ждала, завтра девять дней». И я поехала к ним. Он же хотел, чтобы его прах развеяли там, над Овсянниковским полем. Но нас вовремя не нашли. А второе желание у него было — дубовый крест. Я его жене говорю: «Раз нас вовремя не нашли, давай поставим хотя бы дубовый крест». А у нас как раз осенние сборы поисковиков были. Я вылезала постоянно со своими «выступалками», заодно и говорю: «Ребят, Вячеслав Кондратьев умер, он хотел дубовый крест». И нам после кто-то из какого-то загорода подогнал старый дуб, а наши ребята старшие сделали из него крест. Мы с Ниночкой поехали и его на могилу поставили. А потом Нина звонит мне как-то и говорит: «Таня, крест сперли». Она приехала на кладбище — а там пенек. А через какое-то время звонит, говорит: «Это дочка». Она спилила и поставила каменный памятник стандартный. А дочка не Вячеслава, она удочеренная была. Понимания там не было совсем.