Сначала Россия, потом Тибет

Гостиница, как я рассудил, находилась слева от Джонга и, очевидно, на некотором удалении от города, который был наполовину скрыт горой. Однако грум повел меня направо, вниз по дороге, аккуратно посыпанной серым гравием и окаймленной аллеей молодых тополей. В конце дорожки находились глинобитные форт и казармы в архитектурном стиле баухаус[420], штаб-квартира британского торгового агента, когда он находился в резиденции, и его сопровождающих. Я галопом взлетел наверх, въехал во двор и, поднявшись на наружный балкон, обнаружил Г. и М., отказавшихся посетить монастырь Найни и сидевших с капитаном Бладом в уютно обставленной комнате с невероятно уродливыми обоями. Мое внимание привлекла книга о том, как следует одеваться ко двору, интересная работа, хотя и не сказать, что полезная для жизни в Гьянгдзе, ее присутствие, вероятно, было связано с одним из тех периодических смотров, которые омрачают жизнь солдат и приводят их к раннему старческому маразму. Подали чай, затем Блад проводил нас мимо моста в гостиницу, большую по сравнению с теми, где нам довелось останавливаться ранее. У каждого из нас была отдельная спальня. Столовая выходила на веранду и в заросший травой сад, окруженный тополями и стеной.

Первым делом необходимо было побриться — отвратительный процесс, когда нужно снять всего четыре шкуры вместо семи и отращённую за десять дней щетину. Мы приняли ванну и уселись перед каминами. Встретившись за чаем, мы поразили друг друга довольно симпатичной и холеной внешностью, как у деревенских щеголей.

В тот же вечер мы отправились в форт, допили оставшуюся у Блада бутылку джина и отужинали супом, лососем, бараниной, абрикосами и пикантным блюдом из почек. Затем пришли Литтл, чиновник, по прозвищу Дирижер, ответственный за снабжение войск, и Мартин, который участвовал в экспедиции 1904 года как телеграфист и с тех пор остался здесь жить. Других европейцев не было. Мартин, искрометный кокни, предался воспоминаниям о юности. Врожденная склонность ко греху не позволила ему добиться успеха ни в качестве мальчика на побегушках, ни продавца программок на скачках, ни владельца книжного киоска; так что пришлось записаться в армию.

— О, мюзиклы, — мечтательно произнес он, — раньше у них были прекрасные мелодии. Вы когда-нибудь слышали это:

«Лотти Коллинз[421] танцевала,

панталоны потеряла.

Не будете ли вы так любезны одолжить ей свои»?

— Зачем здесь вообще нужен торговый агент? — спросил я Блада. — Такие большие затраты без видимой причины.

— Понятия не имею, — ответил он. — Ни он, кажется, ничего не делает, ни мы, только встречаем его на четвертой вехе, когда прибывает.

— Очевидно, обычный процесс «мирного проникновения», — огрызнулся Г., который в последнее время надевал маску напускного либерализма. — Вот сфабрикуют надлежащие «инциденты», и мы будем править всей страной.

— Сейчас мы далеки от этого, — сказал Блад. — Мы здесь ни в коем случае не главные шишки. Реальной властью обладает Кенчунг, тибетский торговый агент. Он держит ситуацию в руках.

На самом деле несколько удивительно, что в Тибете вообще находятся индийские войска. Однако, поразмыслив, я понял: в 1904 году британского политического представителя нельзя было оставить абсолютно одного в сердце потенциально враждебной страны, какой был Тибет, когда создали агентства, да и в стране, лишенной нормальных средств связи.

На следующее утро мы с М. снова пошли в форт, чтобы отправить письма и телеграммы. Блад, который муштровал семьдесят пять солдат, был в военной форме. Он рассказал, что они развлекались хоккеем и поло, что военным запрещено появляться в городе из-за боязни подцепить венерические заболевания и что зимние запасы зарытой в траншеи репы испортились, и это стало большим ударом. Остаток утра я рисовал Джонг, греющийся на солнышке прямо над стеной гостиничного сада. Теперь мы находились на высоте трех с половиной тысяч метров. После обеда, присоединившись к Бладу и Пембе, крепкому и интеллигентному юноше в тибетском халате и коричневой шляпе-хомбурге, который получил образование в Дарджилинге и теперь выполняет большую часть работы Мартина в торговом агентстве, мы направились через поля, по стерне и пашне к Джонгу. Поднимались по крутой тропинке с россыпью камней. Огромные сходящиеся над головой перпендикуляры создавали тот уникальный архитектурный эффект, передаваемый фотографиями тибетских строений, который мне всегда хотелось увидеть воочию. Пробравшись по карнизу к своего рода лестничной площадке, мы увидели заключенного, закованного в кандалы, который показал нам язык — жест отчаянной мольбы. Оказалось, что его подкупила женщина, чтобы уничтожить мужа, и когда это обнаружилось, и он, и она получили, лежа ничком, по сто ударов плетью от пяток до шеи, и получат столько же, после чего, вероятно, их приговорят к вечному рабству. Суровость наказания зависит от того, насколько родственники заключенного смогут или захотят подкупить палачей. В настоящее время за осужденным присматривали две маленькие девочки.