Сначала Россия, потом Тибет

Сэр Джеффри Салмонд остановился в «Резиденси», и Стокс, Бутчер и я обедали в одиночестве на веранде с видом на гавань. Агент, которому было всего девятнадцать, составил подробное меню. Стокс рассказывал о своих первых полетах во время открытия авиапочты, о трудностях с получением бензина, нехватке механиков и, как следствие, о своей бессоннице. Самый интересный случай был с возвращавшейся с отцом из Индии голодной девчонкой, которая залезла в продовольственные запасы и проглотила обед летчиков. Бутчер заметил, что маршал авиации для своего возраста выглядит очень неплохо. Стокс уточнил, что маршал — «мужчина крепкий». Мы отдали ему должное за обаяние в обращении с обслуживающим персоналом маршрута.

Когда мы вылетели из Генуи, в море под нами появилась яхта, похожая на ту, что стояла в заливе Суда, которая в то время направлялась в Тобрук для размещения пассажиров. Однако, не подозревая об этом, какой-то предприимчивый житель снял и обставил дом на окраине города, в котором мы теперь и ночевали. Через окна доносился бой барабанов дервишей. Комнаты были чистыми с высокими потолками, москитными сетками на окнах и обитыми плюшем стульями. Когда меня разбудили в половине пятого, я обнаружил цементный бассейн, наполненный холодной водой, и с удовольствием искупался.

Позавтракав в том же кафе, без пяти шесть мы уже взлетели. Цвет воды ошеломлял: густой темно-синий, рядом с которым даже греческое море казалось блеклым. На суше простиралась вездесущая пустыня, где не видно было следов человека. Мы пересекли итальянскую границу, вереницу низких холмов, и доставили связку газет в Мерса-Матрух[317], где на крыше домика обнаружили надпись крупными буквами: «Гостиница Хиллера». Именно здесь после двух несчастных случаев, последовавших один за другим, Махарани Куч Бехар[318] высушила одежду и уснула, а Уильям Джерхарди[319] перевязал пятку, которую почти оторвало пропеллером[320]. Погода была суровой: на той же неделе затонул гидроплан «Сити-оф-Роум». Стокс, который, к счастью, избежал той катастрофы из-за болезни, был их пилотом. При попытке взлететь гидроплан ударился о буй. Через два или три часа прибыли спасатели, и они снова отправились в путь, но тут же наткнулись на риф. В кабину хлынула вода, все они выбрались на крышу, откуда лодка снова доставила на берег тех, кого не тронули винты самолета. В то время я был в Калькутте, и мои письма пришли без штемпелей и в пятнах морской воды.

В четверть двенадцатого мы подлетели к Александрии. Когда мы пролетали озеро Мариут, нас поразило необычное явление: вода из-за чрезмерной солености и падавших под углом солнечных лучей сияла белизной, а длинная тень, вероятно вызванная туманом, точно совпадала с дальним берегом. Создавалась иллюзия покрытого снегом холма, возвышающегося на фоне ноябрьского неба. За озером простирался огромный город. Мы сделали круг над гаванью и сели перед дворцом короля Фуада[321].

На набережной мы расстались с маршалом авиации, который продолжал путешествие на самолетах военно-воздушных сил. Я с грустью попрощался со Стоксом, который был не только пилотом, но и хозяином самолета и в чьей книге посетителей, ныне лежащей на дне Генуэзского залива, мы все расписались. Я пожал руки Пемброуку и Стоуну. И, обернувшись, увидел мистера Казулли, с которым познакомился три года назад, ждавшего меня на сверкающем автомобиле «Ла Саль»[322]. Недавно прочитав редкие и занимательные публикации в путеводителе Форстера по Александрии и его книге «Фарос и Фариллон»[323], я озабоченно расспрашивал о местонахождении старого маяка, зеркало которого, освещенное гигантским костром, было одним из чудес Древнего мира. Когда мы ехали вдоль набережной, высокие дома с выветренным кирпичом сливового цвета и старинной опалубкой странным образом напоминали нашу архитектуру эпохи Тюдоров. Кассира в офисе мистера Казулли звали Атанасий[324], очень подходящее имя. Мистер Казулли говорил о трудностях продажи хлопка. Затем мы поехали обедать к нему домой — в богатое поместье, оформленное в викторианско-арабском стиле и расположенное в саду с цветущими деревьями и кустарниками. Мадам Казулли пожаловалась, что работавшие у них английские гувернантки всегда пеняли ей из-за того, что их не кормили английской едой.

Пустыни