Пока мы с Бутчером ужинали, из ночи донеслось пение, романтическое восточное послание. Однако нам пришлось отвлечься от трагических интонаций на нашего спутника, американца, которого звали — читатель не поверит — Боггинс[335]
. Он страдал от скопления мокроты и, отплевываясь, подкармливал росшую неподалеку живую изгородь из кактусов.— Последние несколько лет я провел в Южной Амеррике, — сообщил он. — Но моей компании понадобилось, чтобы я перреехал сюда. — Тьфу… кап. — И вот, я здесь. — Кхе, тьфу… кап, тьфу… кап. — Полагаю, «Кросс и Блэкманс» — ведущие в Европе производители консеррвов?
— Вы имеете в виду «Кросс и Блэкуэлл»?
— Ну, Блэкуэлл или Блэкман, я думаю, это те, о ком я слышал. — Тьфу-тьфу-тьфу, тьфу!.. Кап.
Над головой на деревьях протестующе щебетали птицы.
В этот момент, словно первые предупреждения газовой атаки, к нам присоединилась пара моих соотечественников, объявляя, что Ирак официально входит в сферу интересов Англо-Индии.
— Принесите сахибу виски, — сказал один из них официанту.
Значит, я сахиб, как ни странно.
— Как вам понравилось в Алекс?[336]
— поинтересовался другой. — Моя мемсахиб сейчас там.Таким образом он уведомил меня, что женат и не сможет указать путь к удовольствиям, которые я, возможно, предвкушаю. Но остановить меня было невозможно, и я ответил, что хотел бы посмотреть город. Хотя уже стемнело, мое желание было совершенно естественным. Багдад, как Афины и Рим, — один из городов, о которых читаешь в детстве.
— Зачем, черт возьми? — ответил он. — На что там смотреть, на местных голодранцев?
Я настаивал, и даже встал на мостки гостиничной пристани. С другого берега огромной реки доносились звуки восточного танго, и в реке отражались огни кафе. Передо мной предстали арабы всех мастей — толстые и худые, в традиционной одежде из ткани и брюках, бешено бегающие, задумчиво поющие, бедуины с усами образца 1880 года, более утонченные с усами Чарли Чаплина, женщины в чадре, а другие, особенно с пышным бюстом, в самых коротких хлопчатобумажных платьях, дети, шатающиеся под фесками, которые больше их самих. По улицам гоняли лихие извозчики.
Компания тем временем ушла в ночной клуб «Тысяча и одна ночь», мрачноватое заведение на открытом воздухе со сценой в одном конце. За другими столиками сидели арабские альфонсы в костюмах из Палм-Бич, бедуины в тех великолепных нарядах, которые стали удручающе знакомыми благодаря полковнику Т. Э. Лоуренсу[337]
, и несколько англичан, сияющих праведной нескромностью. На заднем плане в тюле и блестках ожидали проститутки, в то время как наша компания обсуждала свое прошлое и прошлое каждой другой белой женщины между Средиземным и Аравийским морями за последние десять лет.— Эта на самом деле была очень милым созданием… Видите полноватую женщину с барабаном? Когда она появилась здесь с оккупационными войсками, то была просто конфетка. Потом ее попытались выслать, и она вышла замуж за местного, и приняла его гражданство, и осталась здесь навсегда, поделом ей… Общественная жизнь в Багдаде кипит, скажу вам. Клубы абсолютно респектабельные… Конечно, никого, кроме британцев. Там бывает и охота, и конное поло, и всевозможные скачки, лошадей можно купить недорого… Что нового сейчас в городе?
Было около полуночи, и поскольку «шоу» здесь не началось, я побрел спать, по пути отметив, что отдаленные меланхолические мелодии, которые мы слышали за ужином и которые заглушил своими звуками мистер Боггинс, на самом деле исходили не из уст задумчивых райских дев, а из розовых граммофонных труб. Я искупался в уже остывающей воде. Внизу раздались пронзительные вопли гиены, из чего я предположил: мучительные роды, не иначе. Сна не осталось ни в одном глазу. Спотыкаясь, я в пижаме вышел во двор и на улицу. Увидев меня, из канавы, как по волшебству, материализовался швейцар, который утихомирил зверя и принес мне, кроме того, большую бутылку пива. Был уже час ночи, и я заснул. В десять минут третьего меня разбудили. Позавтракав яичницей, мы выехали на аэродром и без малого в четыре утра в кромешной тьме взлетели. Надо пояснить, что согласно расписанию в Басре нас ждали вчера вечером. Однако после задержки в Газе и из-за вероятного попадания в один из баков воды Алкок благоразумно остановился в Багдаде и решил вылететь пораньше.