Сначала Россия, потом Тибет

На следующее утро я проснулся в муках, каких не испытывал ни до, ни после Фари. Расположенный на высоте четырех с половиной тысяч метров над уровнем моря Фари — вероятно, самый высокогорный город в мире. Голова, еще вчера спокойная, начала стучать и пульсировать, будто гидравлическая машина перекачивала в нее всю кровь из тела. Холод пронизывал насквозь. Вдобавок лицо превратилось в гноящееся желе из желтой жидкости, которую ничто не могло остановить и которая стекала по бороде на простыни и на одежду, когда я скованными движениями натягивал ее на себя. Хотя было только шесть часов и едва рассвело, сирдар внезапно объявил, что снова прибыли чиновники из за́мка. Вытирая лицо носовым платком, я вышел в гостиную и обнаружил на столе освежеванную овцу, рядом с которой лежало несколько яиц. Мы уговорили гостей выпить чаю, а затем неразбавленное виски, которое они потягивали с таким же отвращением, как и мы сами. В качестве ответных подарков они приняли банки имбирных орешков, копченого лосося, сардины и шоколад. Поскольку мой пони так и не поправился, они пообещали найти другого.

Нам не терпелось посетить сам Джонг, и, встретив час спустя на навозной куче высокого чиновника, я изложил просьбу по-тибетски. В помощь нам дали сопровождающего. Городок был невзрачным, как и отмечали путешественники до нас. Кроме нескольких добротных строений на окраинах, над землей едва возвышались дома из дерна, и, казалось, столбы дыма поднимаются из земляных холмов, где-то на высоте плеча. Повсюду, словно круглые лепешки, лежали кучи кизяков; поскольку мы поднялись за пределы лесной зоны, нам пришлось дорого заплатить за дрова для очага в гостинице. По улицам шириной в два метра, усеянным костями и обрывками окровавленных шкур, ручейками текла жидкая грязь. На крышах домов, хлопая крыльями почти над нашими головами, отвратительно каркали огромные вороны, будто выбирали в жертву нас самих. При нашем приближении залаяли приземистые черные мастифы, к счастью, на привязи. В открытых стойлах переминались привязанные за ноги яки, пони и мулы.

Джонг, обстрелянный англичанами в 1904 году, с тех пор был отремонтирован и оказался значительно менее солидным, чем того предполагали превосходные очертания. Поднявшись по лестнице, мы прошли через дверной проем в метр высотой в низкую комнату, потолок которой посередине поддерживался деревянным столбом-костылем. Мне показалось, что там не слишком чисто, но ничем не пахло, и окна были открыты. Одна из жен чиновника с помощью многочисленных слуг разлила чай из синего эмалированного чайника в чашки с надписью «Сделано в Японии». Чай, хотя и сваренный с молоком и сахаром, был английским и поднял нам настроение. Проедем ли мы снова по этой дороге? Надо будет непременно заглянуть в гости. Женщина, пригласившая нас, оказалась довольно симпатичной, крепкой, с чистым и светлым лицом и обычным румянцем на щеках. Через двадцать минут мы попрощались, сели на пони и отправились в путь по равнинам.

Равнины