Читаем Сокрушение тьмы полностью

Девять человек, свернув с шоссе, покатили за старшиной по узкой, хорошо протоптанной тропинке, идущей через лесок, к красным строениям. Перед бойцами вскоре открылось что-то очень похожее на монастырь — правда, совсем небольшой, уютный, обнесенный невысокой стеной, с глухими деревянными воротами, за которыми тесно жались друг к другу низкие домики с узкими окнами, напоминающими бойницы, оправленными в латунные крестовины переплетов. Но это не был монастырь. На воротах висела медная табличка, и Якименко с трудом разобрался в надписи, а затем звонко и весело рассмеялся. Перед ними был женский пансион.

На стук тяжелого, литого кольца в воротах им открыла калитку пожилая женщина в темном, длинном, сборчатом платье — очевидно привратница. Якименко начал ей объяснять, показывая рукой на столпившихся пропыленных солдат, что их надо накормить и дать им кратковременный отдых.

— Нэм тудом (не понимаю), — ответила женщина и что-то быстро заговорила, не отпуская из рук калитки, очевидно объясняя, что это женское закрытое заведение и что мужчинам здесь быть не положено.

Тогда Якименко пустил в ход весь свой запас венгерских слов и выражений. Этого оказалось достаточно, чтобы привратница поняла, что русские солдаты никому не причинят ничего плохого и что бояться их нечего. Она округлила глаза под низко надвинутым покрывалом, отступнически развела руками.

— Что ты ей сказал? — спросил Залывин.

— То же самое, что раньше, — деликатно улыбнулся старшина, — только добавил, что солдата обижать нельзя, он божий слуга.

Но по желтым искоркам в глазах старшины трудно было поверить в точность его перевода.

Высыпавшие было гурьбой девушки, тоже все, как одна, в длинных, пышных, сбористых платьях, завидя солдат во дворе, опасливо забегали, но вскоре вышла строгая, еще старше привратницы, женщина. Скорее всего, это была дортуарная дама, а возможно, сама попечительница этого пансиона. Привратница стала ей что-то бойко объяснять. Женщина кивнула, сухо отдала какой-то наказ, потом с любезностью обратилась к Залывину, увидя на нем офицерские погоны, Золотую Звездочку, ордена на груди и добрые, улыбчивые глаза. Она с помощью слов и жестов кое-как объяснила, что здесь когда-то был монастырь, принадлежащий сильному женскому ордену доминиканцев, сейчас же это ее частное владение, в котором она содержит и обучает довольно узкий круг девиц, принадлежащих к благородному сословию, что это действительно закрытое заведение и доступ сюда запрещен всем, но если господин русский офицер настаивает, она не вправе ему отказать.

— Якименко, переведи ей, — сказал Залывин, — я не настаиваю, а прошу дать солдатам приют на час и покормить их.

Расплываясь в насильственно приветливой улыбке, попечительница закивала головой.

Во всем этом Залывин вскользь усмотрел что-то нехорошее, иезуитское, но всерьез не принял собственного мимолетного опасения: желание дать кратковременный отдых бойцам и себе пересилило в нем чувство подспудной настороженности. Да и не был он по простоте своей человеком подозрительным и искушенным в каких-либо возможных кознях со стороны гражданских лиц, тем более с виду совсем безобидных женщин, далеких от войны и политики. Эта беседа, с расспросами и ответами, продолжалась в течение пяти минут, а затем попечительница всех солдат повела в помещение, продолжая говорить, что она рада гостям и что всем им будет оказан достойный прием.

— Ну и богадельня! — торжественно сказал Финкель, любивший обычно помолчать. — Сроду бы не подумал, что здесь нас приветят.

Двери в помещение оказались низкими, и Саврасов ударился лбом о притолоку, крякнул, выругался, потер ладонью ушибленное место. Другие засмеялись. Засмеялась и попечительница, в то же время жестами давая понять, что она извиняется и выражает Саврасову свое искреннее сочувствие. Покружив по лабиринтам, оказались в просторной комнате с длинным непокрытым столом посередине, с длинными лавками, устланными шерстяными дорожками. Залывин сообразил, что это трапезная. В одном из ее углов горела под распятьем лампадка, пахло деревянным маслом.

Спустя немного по трапезной засновали девицы, неся супницы и тарелки, глиняные, облитые глазурью бокалы, вилки, ложки, ножи. В трапезной вкусно запахло куриным супом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Некоторые не попадут в ад
Некоторые не попадут в ад

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Санькя», «Патологии», «Чёрная обезьяна», сборников рассказов «Восьмёрка», «Грех», «Ботинки, полные горячей водкой» и «Семь жизней», сборников публицистики «К нам едет Пересвет», «Летучие бурлаки», «Не чужая смута», «Всё, что должно разрешиться. Письма с Донбасса», «Взвод».«И мысли не было сочинять эту книжку.Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится — что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным.Сам себя обманул.Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу.Известны случаи, когда врачи, не теряя сознания, руководили сложными операциями, которые им делали. Или записывали свои ощущения в момент укуса ядовитого гада, получения травмы.Здесь, прости господи, жанр в чём-то схожий.…Куда делась из меня моя жизнь, моя вера, моя радость?У поэта ещё точнее: "Как страшно, ведь душа проходит, как молодость и как любовь"».Захар Прилепин

Захар Прилепин

Проза о войне
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне