Вскоре Анатолий Залывин, сняв шинель и забросив за спину автомат, стоял возле нее. На груди посверкивали солнечными бликами орден Ленина, Золотая Звезда и орден Отечественной войны I степени. Правую руку он браво держал на уровне шапки, а с проходящих мимо него танков танкисты и пехотинцы, стоя во весь рост, торжественно отдавали ему честь — честь Герою, честь всей Красной Армии, дошедшей сюда с далеких берегов Волги.
Черные ночи
Часть третья
1
Обогнув короткий отросток узкоколейной дороги, вдоль которого протянулась станция Бург, колонна танков, уже нигде не останавливаясь, пошла в сторону Гроспетерсдорфа. Вскоре и он остался слева. И только перед Пинкафельдом, в районе кирпичного завода, Сегал вывел свою колонну на грунтовую дорогу, которая тянулась параллельно железнодорожной одноколейке. Тут уж населенные пункты шли один за другим. Австрийцы, завидя советские танки, облепленные солдатами, в ужасе разбегались: шутка ли, Красная Армия уже в самом центре Нижней Австрии!
Места вокруг были дивные, словно из сказки: небольшие скалистые высотки, покрытые лесом, чистые возвышенные массивы в густом лесном обрамлении и чуть ли не на каждом из них одинокая в своем великолепии усадьба, чем-то обязательно смахивающая на средневековый рыцарский замок.
— Видите, как вольготно поживают себе господа-дворянчики? — сказал капитан Фаронову, показывая на одну из таких усадьб.
— А тут этих господ, что навоза в весенней проруби, — ответил Фаронов. — Габсбурги успели наплодить дармоедов. Палку в собаку брось, а в барона или маркграфа угодишь.
Фаронов, глядя сейчас на все это, не мог не думать о том, как в общем-то разителен контраст жизненных условий людей здесь и у себя на родине, которую освободила Красная Армия от гитлеровской оккупации. Конечно, и здесь, за рубежом, ему доводилось видеть наряду с дворцами, виллами богачей, просторными домами и крепкими хозяйствами рабочих, служащих и крестьян, совершенно бедные халупы румынских цыган, где процветали гулевая жизнь и нищета, грязные венгерские деревушки батраков, которые отдавали свой труд помещикам; ему доводилось встречать жалкие хибарки польских ремесленников — и все-таки западноевропейский колер жизни выглядел ярче по сравнению с картиной русского быта. Но он, как и многие другие, не мог не увидеть и того: сколь одиноко и настороженно ко всему чувствовал здесь себя человек. Этот человек знал, если он упадет, никто ему не протянет руки без того, чтобы не заработать даже на этом хоть жалкий грош. Здесь тысячи лет не знали, что такое «наше», здесь только знали «мое». Сосед никогда не пойдет к соседу за спичками, за солью, за горбушкой хлеба, которых просто по какой-то причине могло не оказаться ко времени, но которые очень нужны. Он перетерпит, как-то обойдется, но не пойдет. Родственник или друг может угостить родственника или друга вином, накормить обедом, но сам потом обязательно урежет свой до капельки рассчитанный бюджет. Фаронову приходилось не раз беседовать с жителями Цегледа, Кечкемета, Шарвара. Да то же самое — в Польше, в Румынии. И вот здесь… Все свое. Даже костелы! Сколько же их! В любой деревушке, в любом селе, на хуторах. Вот он, железный закон собственности! Фаронов внимательно ко всему приглядывался. Размышлял. Думал. Сравнивал. Австрийцы слишком разобщены. Ничто не роднит их. У венгров больше семейственности. А тут — каждый маленький мирок — свое государство. Люди здесь, в долинах гор, живут, как на дне океана: вверху проносятся шквальные ветры, бушуют штормы, а у них вечная тишина. Вот пройдет по дорогам армия, выметет фашизм, как сор, — и все останется по-прежнему. Будет какая-нибудь республика, скорее всего, буржуазная. И ничто до поры до времени не изменится. Никто же не станет перепахивать штыком все это зажравшееся бюргерство. Фаронов знал, что при подходе советских войск к австро-венгерской границе немецко-фашистское командование вместе с нацистскими органами стало распространять слухи о том, что Красная Армия якобы будет уничтожать в Австрии всех — членов фашистской партии. Он был уверен, что на это обязательно последует обращение Военного совета фронта к населению Австрии, как это было и в Венгрии. Населению разъяснят, чтобы оно оставалось на своих местах, продолжало мирный труд и оказывало советскому командованию помощь в поддержании порядка на местах. Наверняка будет разъяснено, что Красная Армия входит в Австрию исключительно с целью разгрома немецко-фашистских войск и освобождения страны от немецкой зависимости, что Австрия вправе будет восстановить тот государственный строй, который был до гитлеризма. Фаронов был историком, и он хорошо знал принципы политики своего государства по отношению к другим государствам…
Прошли и Аспанг, преодолев перед ним крутой нагорный «вавилон». Аспанг — станционный поселок в одну улицу. Мостовая вся под булыжником. Костел на окраине…
— О будущем этих людей думаете? — разгадал его мысли капитан Сегал.
— Думаю.