Через три-четыре минуты танки, одновременно взревев двигателями, на бешеной скорости вынеслись из леска на широкое поле и, на ходу перестраиваясь, пошли к небольшой россыпи домов Марерсдорфа. Впереди показалась группа всадников, заметавшихся в отдалении, в ту же секунду люк танка под номером 196 захлопнулся над головой капитана Сегала, а еще через секунду раскатисто ударила пушка. Снаряд разорвался чуть дальше группы кавалеристов. Ветер донес пронзительно-звонкое ржание перепуганных лошадей. Всадники пошли наметом, рассыпаясь по равнине. По ним ударили еще — сразу из нескольких танков. Ротам Фаронова и Харламова было хорошо видно, как черные смерчи разрывов мгновенно легли среди них, разметывая в стороны лошадей и людей. Пять или шесть кавалеристов, сшибленные с седел, пытались спастись бегством, но танки быстро настигали их. Грузноватый и, видно, тяжелый на ногу офицер, со свастикой на рукаве, бежал последним и все пытался отстегнуть ремень шашки, которая мешала ему бежать. Он то и дело оглядывался. Потом Фаронов увидел его глаза — шальные, дикие, ничего не понимающие. На танке кто-то из автоматчиков ударил очередью. Бегущий офицер перевалился через голову. Фаронов успел только заметить три или четыре темных пятна на его спине.
Впереди широкой лентой блеснула автострада. Машины, повозки, люди сразу шарахнулись с нее в разные стороны. С танков опять россыпью ударили автоматы, наугад, незряче, в разбегавшиеся черные фигурки, застигнутые врасплох на двухсторонней автостраде, разграниченной бордюрами и узкой лентой яркой весенней зелени между ними.
Танк Фаронова выскочил на автостраду первым, подмял надсадным скрежетом столбики ограждения, проскочил через зеленую ленту и, развернувшись почти на месте, загремел траками гусениц. Следующая машина, дважды ударив по автостраде снарядами, задержала бег, тоже развернулась и пошла к невысокой насыпи железной дороги. За ней пошли еще пять машин. Остальные понеслись дальше. И только теперь до слуха свернувших, до их разгоряченных лиц донесся грохочущий и опаляющий шквал огня на дороге, горячий запах бесцветного орудийного дыма, нанесенного на них волной ветра.
Никто не видел, когда и как сорвался с танка Саврасов. То ли он упал, выхваченный встречной пулей уже по другую сторону железнодорожного полотна, у разъезда, а может, на самом полотне, когда танк, задрав хобот пушки, резко крутнулся на рельсах, но его Залывин хватился только на окраине городка.
— Где Саврасов? Кто видел Саврасова?! — кричал он на солдат сорванным голосом. — Я спрашиваю! Командира отделения потеряли! Не уберегли! Кто видел?
Залывин стукнул прикладом в крышку люка, и она тотчас откинулась. Круглые голубые глаза танкиста уставились на Залывина.
— В чем дело?
— Командира отделения потеряли! Разверни назад! Его найти надо!..
— Ты с ума спятил, лейтенант? Сейчас жарко будет. Остальных береги. Подбирать потом будем…
И Залывин кожей почувствовал, что именно сейчас они ворвутся в самое пекло и им действительно будет не до Саврасова, лучшего солдата в роте, и что, возможно, и даже обязательно, кто-то еще и еще, даже сам он, могут остаться на каменной мостовой, искалеченные, истекающие кровью, такова участь любого не погибшего сразу десантника. И поняв все это, Залывин только перекосил рот от бешенства и бессилия, прищурил глаза и впился взглядом в головную машину с прижавшимися к ней фигурками автоматчиков, остро увидел сутулую спину Фаронова. «Сейчас, сейчас, — думал он, — еще немного… и надо прыгать. Вот уже первые дома… Куда они, к черту, несутся? Они там за броней, а мы-то как на ладони…»
Впереди у домов замельтешились серо-зеленые тени вражеских солдат. Откуда-то с чердака или мансарды брызнула навстречу танкам пулеметная очередь. Десантники, не ожидая команды, сыпанули с машин в стороны, падая, перекатываясь через голову и снова вскакивая на ноги. Чтобы не подавить своих, танки на миг приостановились, потом стали развертываться веером, охватывая сразу три улицы. Бойцы, пригибаясь и прячась за них, пошли рядом, паля по чердакам и окнам без всякого разбора. Гулко, со свистом, сотрясая каменные кишки улиц, полетели снаряды, выпущенные из танков. Перед ними в ужасе разбегались немецкие солдаты, захваченные врасплох, не знающие, что делать и куда прятаться. На дверях, на витринах под лязг гусениц с грохотом закрывались, задергивались гофрированные металлические шторы, звенели стекла, сыпались кирпичи, сухим просекающим дождем летела во все стороны раздробленная щебенка.
— Бух! Бух! — гремели танковые пушки.
— Тах! Тах! Тра-та-та-та! — раскалывались автоматы.
Три немецких солдата, отталкивая друг друга, пытались влезть в высаженное окно нижнего этажа. Залывин вскинул к плечу ППС, ударил короткой очередью. Два из них мешками свалились на мостовую, третий вскочил в окно ящерицей, обернувшись, полоснул по танку, по бегущим бойцам ответной автоматной стежкой. Залывин непроизвольно оглянулся, увидел Асхата Утешева, прижавшегося спиной к стене противоположного дома и медленно сползавшего по ней вниз.