Сокрушение тьмы

— Ведите его к танку, — сказал Сегал, доставая из планшета карту и одной рукой расправляя ее на сгибах, потом, повертываясь к Фаронову и Харламову, договорил: — На этом направлении у них должна еще-действовать тридцать седьмая кавалерийская дивизия СС. Это из нее в Марердорфе мы понужнули группу конников. Здесь засиживаться нельзя. Через полчаса будет темно. Давайте, товарищи офицеры, заканчивайте сбор — и по машинам! Раненых на танки. Убитых оставить.

Фаронов вынул из сумки ракетницу, заложил в нее картонный патрон с желтой отметиной, выстрелил вверх. На площадь вышли еще четыре танка и десятка полтора пехотинцев. Командиры отделений стали докладывать командирам взводов о наличном составе, о раненых и убитых. Рота Фаронова потеряла погибшими семь человек, один пропал без вести, рота Харламова — девять. Раненых всего было пятнадцать, четверо из них тяжело.

Над площадью и над затихшим городком упали серые сумерки, над улицами в разных местах четко появились красные отсветы огня: это горели дома, подожженные термитными снарядами. Колонна танков со своим десантом, словно торопясь уйти от надвигающейся ночи, пошла на восток, держа курс на Бромберг. Танки довольно старательно проутюжили восточную окраину Нойнкирхена, где немцы воздвигали оборонительные сооружения и готовили огневые точки.

3

Только на один миг Саврасов выпустил из рук скобу, чтобы удобнее перехватить автомат, и в этот миг танк резко развернулся на рельсах, выбив траками яркий сноп искр и неистово скрежетнув сталью о сталь. Саврасова мотнуло со страшной силой вперед, и он почувствовал, что летит, не успел даже крикнуть, а уже в следующий миг эта бешеная, норовистая сила, оторвавшая его от танка словно пушинку, тяжело и больно ударила о каменистую кромку насыпи, и он, еще сознавая, что сейчас потеряет сознание и может угодить под многотонную глыбу идущего следом другого танка, сделал резкое движение телом в сторону. Лязгнувшая гусеница прошла где-то совсем рядом, расщепляя концы черносмоленых шпал и глубоко вспарывая галечную насыпь. Минуту или две, а может, и больше Саврасов лежал оглушенный и смятый падением, потом с усилием поднял голову, мутный взгляд его поймал в поле зрения призрачно-размытый контур домика неподалеку от полотна, горящую легковую машину возле него и такие же призрачно-неясные силуэты бегущих к нему людей. Он успел подумать, что это, конечно же, его бойцы, спешащие на помощь, и даже прикрыл глаза от резкой боли в плече и ощущения тошнотной пустоты в животе и груди, словно там все сразу оторвалось от своих мест, оторвалось и смешалось, и он уже больше не человек, а мешок с оборванными внутренностями и переломанными костями. И все-таки страшным, нечеловеческим усилием он заставил себя еще раз открыть глаза и тогда обострившимся вдруг зрением увидел черные узоры траншей и окопов на зеленом поле, замысловатую вязь проволочных заграждений, какие-то колпаки с узкими амбразурами — и свои танки, идущие вдоль этих сооружений развернутым строем к городу. С возвышенности, по которой проходило железнодорожное полотно, ему хорошо было видно, как танки надвигались на город, гремя орудийными выстрелами и гоня перед собой редкую россыпь вражеских солдат. Все это он успел охватить взглядом за какие-то секунды и за эти секунды также понял, что танки и его рота на них ушли далеко вперед и что ему не догнать их, если бы даже он вскочил сейчас и побежал за ними; и тогда он мгновенно вспомнил о расплывчатых силуэтах, приближающихся к нему со стороны домика, возле которого горела легковая машина. Он с трудом повернул голову и увидел метрах в сорока от себя трех немецких солдат с автоматами. «Ах, как глупо, — успел он сказать себе. — Это же совсем глупо вот так умереть…» — и в последнем инстинктивном побуждении нервно зашарил вокруг рукой, ища рядом оружие. И удивился, когда пальцы наткнулись на холодный кожух своего десантного ППС. Автомат так и висел на ремне, перекинутом через голову. Но он не успел его даже поднять, когда в его сторону брызнула длинная очередь, потом другая, чуть покороче, и эти две очереди, явно предназначенные ему, почему-то вдруг прошили не его, распластанного на боковине откоса, а срезали, как бритвой, тех, кто бежал к насыпи. И это не сразу дошло до него. Потом послышались от домика громкие голоса.

Саврасов понял: «Камрад… зольдат…» Шагах в тридцати от него лежали убитые немцы. У всех троих на рукавах белели свастики. Он приподнялся и сел, сползая по галечной насыпи и не веря в свое спасение.

Двое — совсем коротышка в шоферском комбинезоне и высокий, в кителе с фельдфебельскими нашивками — смотрели на него, улыбаясь.

— Коммен зи, — сказал Саврасов. — Коммен зи…

Они подошли, помогли ему встать. Саврасов разобрал несколько слов и понял, что это они спасли его. Боль в груди отступила. Придерживая автомат, он пошел с ними к домику. Австрийцы спешили, явно боясь, что их могут заметить, и пытались объяснить это Саврасову словами и жестами.