Читаем Сокрушение тьмы полностью

— Асхат! Асхат! — закричал Залывин. — Я сейчас, сейчас! Погоди! — Но Утешев вдруг переломился в поясе и звонко ударился каской о мостовую.

В это время кто-то из Якушкиных запустил в зияющий проем окна гранату, и она глухо рванула там — внутри темного каменного мешка, куда юркнул немецкий солдат.

С противоположной стороны западной части городка, особенно вытянутой вдоль канала, тоже забухали вдруг пушечные выстрелы. Это вторая шестерка танков с ротой Харламова начинала утюжить улицы с другой стороны. Ближе к центру они становились шире, просторнее, а дома с балкончиками, навесными мансардами сразу показались ниже и доступнее для уличного боя. Но немцы, когда поняли, что оказались зажатыми с двух сторон, стали жестоко сопротивляться. То там, то здесь начали раздаваться характерные лопающиеся взрывы фаустпатронов, обреченно, длинными очередями заработали пулеметы. Впереди, где за танком Сегала шел с солдатами Фаронов, хлопнул взрыв, кто-то отчаянно закричал не то по-русски, не то по-немецки, послышалась торопливая стрельба. Когда Залывин проходил перекресток уже перед самым мостом, показалась головная машина. Она чадно дымила, все еще загребая левой гусеницей и вертясь на одном месте, а сам Сегал, зажимая ладонью окровавленный локоть, бежал навстречу другому танку. Залывин только успел подумать: «Фаронов… Где Фаронов?.. Жив ли? Где он?»

Перед танком Сегал остановился, показывая куда-то рукой, и снова схватился за локоть.

— Там, вон в том слуховом окне, — донеслось до Залывина. — Фаустник! На углу! На углу, говорю!

Танк остановился, люк мгновенно откинулся, и приземистый, с круглыми голубыми глазами лейтенант выпрыгнул из него, подхватил комбата, помог ему спуститься в люк и вскочил туда сам. Через минуту пушка танка грохнула, слуховое окно углового дома разлетелось в крошево, выбросив из себя серо-кровавые ошметки тряпья.

Танки один за другим пошли через мост на площадь к собору. Пехота тесно бежала за ними. Теперь бой загремел в восточной части Нойнкирхена. Одиннадцать танков, отрываясь от пехоты, стремительно понеслись на окраину, чтобы ударить с тылу по оборонительным рубежам, вынесенным за город. Оставшаяся пехота начала прочесывать улицы и переулки…

Фаронова Залывин увидел на площади, у собора, где он в выступе между квадратных башенок собирал роту. Тут же прохаживался и Харламов. Его солдаты, разместившись в апсидах главного входа, сидели на ступеньках, отдыхали после боя, поджидали остальных. На улицах все еще слышалась местами перестрелка, но все реже и реже. Бойцы небольшими группками продолжали выходить к площади, некоторые несли раненых и убитых.

Залывин в сопровождении Каримова, Финкеля, Кости Иванникова и братьев Якушкиных, которые бережно положили у стены убитого Утешева, подошел к Фаронову, вскинул было к шапке руку, чтобы доложить о результатах уличного боя, но тот махнул рукой, обнял его, проговорил возбужденно-радостно:

— Вот это мы их тряхнули! Вот это насыпали жару на хвост! Живой, что ли? Живой? Ну молодец! Ну молодец! Алешка с Сашкой тоже вон живы, — он отстранился и кивком головы указал на младшего лейтенанта Заврина и лейтенанта Нечаева, жадно куривших махорочные закрутки.

— Саврасова потерял, — сказал Залывин. — И не знаю — где. Но там еще, за городом.

— Да люди идут, идут, — ответил Фаронов, словно ободряя Залывина. — Собираются. А вот головной танк подожгли! Сам капитан ранен, водитель убит. Шли вместе с нами, — рассказывал Фаронов. — Боевые ребята!..

На площадь стали выходить танки, задымленные, грязные, все в окопной земле, на иных мотками щетинилась сорванная с кольев колючая проволока; посреди площади разворачивались, занимали круговую оборону.

Между домами показалась еще группа солдат. Впереди нее вышагивал в порванном кителе, без фуражки немецкий офицер в узеньких плетеных погонах, на шее у него, на шелковой ленте, мотался крытый чернью железный крест — одна из почетных наград для офицера, левая сторона груди вся была в широких орденских планках.

— Ого! Славяне ведут какую-то важную птицу, — сказал Фаронов и крикнул в сторону харламовской роты: — Василий Степанович, иди сюда!

Харламов, а за ним и Сегал, только что вылезший из танка, уже с забинтованной рукой на перевязи, подошли к Фаронову. Сержант, который с группой своих бойцов вел пленного офицера, доложил капитану, что в здании городской ратуши был ими разгромлен штаб, одного из офицеров взяли живым.

— Финкель! Финкель! — позвал Залывин. — Быстро сюда!

— А ну-ка, товарищ боец, — обратился к подбежавшему Финкелю Сегал, — спроси-ка этого гуся, кто он такой, что за гарнизон стоял в городе?

Оказалось, что это был сам начальник гарнизона. В Нойнкирхене располагался отдельный батальон СС численностью в двести пятьдесят человек, входящий в состав 356-й пехотной дивизии, которая держит сейчас оборону западнее Киршлага и Линдграбена.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Некоторые не попадут в ад
Некоторые не попадут в ад

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Санькя», «Патологии», «Чёрная обезьяна», сборников рассказов «Восьмёрка», «Грех», «Ботинки, полные горячей водкой» и «Семь жизней», сборников публицистики «К нам едет Пересвет», «Летучие бурлаки», «Не чужая смута», «Всё, что должно разрешиться. Письма с Донбасса», «Взвод».«И мысли не было сочинять эту книжку.Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится — что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным.Сам себя обманул.Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу.Известны случаи, когда врачи, не теряя сознания, руководили сложными операциями, которые им делали. Или записывали свои ощущения в момент укуса ядовитого гада, получения травмы.Здесь, прости господи, жанр в чём-то схожий.…Куда делась из меня моя жизнь, моя вера, моя радость?У поэта ещё точнее: "Как страшно, ведь душа проходит, как молодость и как любовь"».Захар Прилепин

Захар Прилепин

Проза о войне
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне