Сокрушение тьмы

— Побывали у нас и ее представители. В частности, один из офицеров штаба корпуса — начальник мобилизационного отделения майор Карл Соколл, — опять продолжал Аношин. — Он и является руководителем подготавливаемого восстания. Есть у них и штаб, которому, как выяснилось из разговора, Соколл не доверяет…

— Вообще он произвел на меня хорошее впечатление, — сказал Толбухин. — Именно такого склада офицеры в ходе битвы за Будапешт сумели создать действенные батальоны из венгерских солдат-добровольцев, и как вы знаете, с немцами они дрались отчаянно, в тесном содружестве с нашими воинами.

— Именно так, Федор Иванович, — сказал Аношин.

— Почему не доверяет? — спросил командующий 4-й армией Захватаев.

Аношин развел руками.

— Соколл вынужден был примкнуть к антифашистской подпольной организации, ищущей поддержки в войсках, и, по его словам, пока обязан считать себя членом ее центрального комитета, не однородного по составу. Фактически он один имеет связь с группами Сопротивления.

— Велики ли эти группы? — опять спросил Захватаев.

— Среди австрийских частей два запасных пехотных батальона, одна артиллерийская батарея и около тысячи двухсот солдат в составе других частей, — ответил Аношин.

— Тю! — сказал Глаголев. — Капелька в море.

— Но дорог почин. Соколл уверяет, что к ним могут присоединиться до двадцати тысяч венцев и они ждут только нашего наступления. Вы, товарищи, конечно, понимаете, как здорово дезорганизовало бы оборону противника это восстание и облегчило бы нам разгром немецких дивизий. Наша задача с вами наконец-то наголову разбить Дитриха Зеппа, этого арденнского «героя». Если ему повезло вырваться из «мешка» под Балатоном, то теперь надо сделать все, чтобы этот гитлеровский прихвостень живым попал в наши руки. Не забывайте, это тот самый Зепп Дитрих, который зарекомендовал себя еще в Харькове отъявленным палачом. Он должен предстать перед судом советских граждан. Перед штурмом Вены, товарищи генералы, об этом должен знать каждый ваш солдат, каждый офицер.

Аношин тяжело свел к переносью брови, на его побледневших скулах пятнами заиграл румянец.

— Товарищи генералы, я поручаю вам немедленно подготовить обращение ко всем солдатам, сержантам и офицерам под девизом: «Сокрушить последние оборонительные рубежи гитлеровцев, час нашей победы настал!», — он поглядел на Толбухина, как бы чего-то выжидая, потом сказал: — У меня все, товарищ маршал.

— Я хочу еще добавить к сказанному, — снова поднялся Желтов. — Мы только что получили телеграмму за подписью товарища Сталина…

При этих словах все как-то подтянулись, насторожились.

— Наряду с указаниями войскам нашего фронта, — продолжал Желтов, — товарищ Сталин еще раз особо подчеркивает, что если раньше, освобождая свою страну от немецко-фашистских захватчиков, мы имели своей целью только освободительную миссию, то теперь к этой миссии добавляется миссия политическая. Идя по Западной Европе, мы обязаны быть более бдительными, более строгими к себе, более совершенными в коммунистическом мировоззрении. Мы с вами, военные, лишь часть великого советского народа — и надо, чтобы это видели здесь.

Желтов сел, а Толбухин, поглядев на часы и так и не притронувшись к голубенькой фарфоровой чашке с чаем, сказал:

— Товарищи генералы, продолжим Военный совет…

Соколл возвращался от Толбухина ночью на утлой лодчонке по Дунаю, держась ближе к берегу. Встретил его на «бьюссинге» Райф. Отсветы фронтового зарева ложились на темную и тихую воду Дуная. Река спокойно, величественно катила воды к Черному морю. Темный глянец ее, когда отсветы были более яркими, проглядывался особенно четко, и он уже не казался таким чистым и ровным, как старинное серебро, а местами вспучивался коростой или проглядывал большой вдавленной оспиной — и только в этом угадывалась огромная, скрытая под серебряным глянцем сила реки.

Пока ехали до Зиммеринга, их два раза останавливали, проверяли документы. Проверяющие офицеры посвечивали в кабину фонариками, лучик света то бил столбцом, то замирал кружочком на удостоверениях. А повсюду, рядом с обочинами дорог, стояли «ежи», оплетенные колючей проволокой, рогатки, черными промоинами тянулись окопы, лысыми черепами, с провалом узких глазниц, поблескивали железобетонные колпаки — все это были огневые точки. В одном месте они увидели под камуфляжными сетями несколько танков, приткнувшихся к водонапорной башне. Улицы Зиммеринга и вовсе все были перегорожены завалами. Всюду стояли часовые.

— Да-а, — сказал Соколл, — нелегко будет русским взять такую крепость. Но они ее возьмут.

— Возьмут, — откликнулся Райф.

— Сегодня же в шесть утра я должен передать точный план немецкой обороны советскому командованию, чтобы не пострадали многие важные объекты, ценные исторические памятники.

Райф кивнул:

— План юго-восточной стороны города у нас уже есть. Западная и юго-западная еще в порядке уточнений. К вечеру весь план обороны будет в наших руках.

Машина остановилась перед парадным подъездом большого дома. Дом был с колоннами и барельефом, на котором изображался фамильный герб какого-то барона.