Не доезжая до штаба Сопротивления три квартала, Райф остановил машину и пошел к дому барона пешком. На окраинах Вены по-прежнему все грохотало и содрогалось. Русские рвались в город с юга и запада. Но странно, здесь, внутри, не было никаких признаков начавшегося восстания. Возле штаба должны были стоять части мобилизационного корпуса, призванные нести его охрану и помогать руководить силами Сопротивления. Вену Райф знал хорошо. Обойдя известными ему переулками дом барона с другой стороны, он увидел в ограде немецких солдат — и тогда все понял. Снова сев в «оппель», он помчался к штабу корпуса, почти уже зная, предчувствуя, что произошло что-то страшное. Первый же австрийский солдат, встретившийся ему неподалеку от штаба, заявил, что расположение корпуса блокировано немецкими частями, что многие офицеры арестованы. Стало ясно: повстанцев предали перед самым их выступлением.
Переодевшись прямо в машине в форму немецкого ефрейтора, Иоган Райф поехал на конспиративную квартиру, где находился Фридрих Кёз. Это была одна из тех квартир, о которой не знали даже в штабе Сопротивления. По плану Соколла именно из таких квартир должно было осуществляться руководство оперативными боевыми группами повстанцев.
Фридрих Кёз оказался на месте, но растерянный и жалкий.
— Что произошло? — кинулся к нему Райф. — Восстание провалено? Кто предал?
— Кто предал — пока неизвестно, — дрожащими губами, с мелкими капельками пота на них, ответил старший фельдфебель. — Я знаю только одно: Соколл и другие его офицеры арестованы. Еще утром. Что дальше делать, с кем налаживать связь — совершенно не имею представления.
— Сражаться! — резко бросил ему Райф.
— Но как? Как?! Каждого солдата в австрийской форме хватают сейчас на любом перекрестке.
— У меня в багажнике есть офицерская форма шваба. Она тебе подойдет. И она, кстати, предназначена для тебя.
— Боже! Боже! — стонал Фридрих Кёз. — Но что мы сделаем вдвоем? Ты думаешь, что говоришь?
— Думаю! Сейчас я принесу тебе форму, документы.
— Но куда? Куда?
— Я знаю — куда! — был жесткий ответ.
Иоган Райф, два раза останавливаемый пикетчиками, вырвался наконец к центру города и здесь уже беспрепятственно помчался по улицам по направлению к Нуседорфу. Там находился штаб 6-й танковой армии СС.
— Иоган, что ты задумал? — спросил его белый от напряжения Фридрих Кёз, в кармане у которого был мандат офицера связи.
Райф опалил его холодным взглядом:
— Ты патриот или не патриот Австрии?
— Да, я патриот.
— Значит, ты поможешь мне убить этого грязного борова — обергруппенфюрера Иозефа, прошу прощения, Зеппа Дитриха.
— Ты с ума сошел! Кто туда тебя пустит?
— Ровно в три часа он выйдет из штаба и поедет на радиостанцию, чтобы еще раз выступить с призывом к своим войскам не отдавать Вену.
— Откуда ты знаешь это?
— Знаю. За жизнь Соколла он мне заплатит собственной шкурой.
— Но мы… Но мы ведь тоже погибнем?
— Возможно. Ты обязан знать, это приказ самого Соколла. Я должен был его передать твоей группе. Теперь мы выполним его сами. Больше не задавай мне вопросов.
Перед штабом было много машин. Это были машины офицеров связи, самих штабистов, высшего командования. Показав в последний раз удостоверения офицеру охраны, Иоган Райф и Фридрих Кёз заняли место в ряду других машин. Все курили, разговаривали, коротали свои часы, с беспокойством прислушиваясь к артиллерийской канонаде. Часто слышались слова:
— Есть известие, что Малиновский пошел в обход Вены с севера.
— Русские хотят прихлопнуть нас, как в мышеловке.
— Без паники, господа офицеры! Наш обергруппенфюрер умеет из них вывертываться.
— Балатон — одно, Вена — другое. Сорок шестая армия русских начала форсирование Дуная.
— Там они не пройдут. Фюрер в числе дополнительных сил в этом направлении бросил танковую дивизию из состава группы армий «Висла».
Иоган Райф кинул взгляд на часы. Оставалось шестнадцать минут до ожидаемого срока. Немцы вообще пунктуальны, генералы — в особенности. Война войной, а распорядок есть высшая форма всяких порядков.
Фридрих Кёз не знал, что творилось в душе у его соратника, с которым за последнее время они успели побывать и в захваченном танковым десантом Нойнкирхене, и дождаться там прихода основных сил русских, и затем очутиться в штабе самого Толбухина, хотя понял, что тот пойдет на все, чтобы выполнить приказ Соколла. Но этот приказ, прежде всего, касался самого Фридриха Кёза. Он еще ни о чем не подозревал, а ему уже были подготовлены и форма и документы. Умирать не хотелось. Тяжело умирать в двадцать четыре года. Разве можно вырваться из этого скопища машин и людей? Их немедленно схватят… Старший фельдфебель тоже взглянул на часы. Как удивительно быстро бежали стрелки…