Сокрушение тьмы

Огромное здание ратуши. Белые прямые колонны. Широкие ступени двумя развернутыми углами. Через несколько минут пройдет по ним в окружении свиты генерал Дитрих Зепп. Да, когда-то он носил имя Иозеф, служил коридорным в гостиницах, мечтал быть мясником, как все бюргеры. Во время первой мировой войны дослужился до фельдфебеля. Потом пошел дальше. Когда Гитлер стал у власти, ему и совсем повезло: за смекалку и расторопность его назначили командиром лейбштандарт-дивизии СС. 30 июня 1934 года в «день длинных ножей» расстреливал противников Гитлера. В 1938 году участвовал в аншлюсе — в присоединении Австрии к Германии. Во вторую мировую войну уже топтал танками украинские поля, затем воевал в Арденнах и вот, наконец, оказался в Вене, самый откровенный, по словам фельдмаршала Моделя, невежда в танковой стратегии.

— Ты хоть знаешь его в лицо? — спросил Кёз, напряженно всматриваясь в глубину портика за колоннами.

— Знаю, — все так же отрывисто ответил Райф.

— Нам заранее следует выйти из машины, чтобы смешаться со всеми.

И вдруг глаза ефрейтора потеплели. Он поднял руку и опустил ее на плечо Фридриха Кёза.

— Слушай, друг мой, — сказал Райф. — Все, что от тебя требовалось, ты выполнил. Ты мне был нужен в качестве офицера связи, чтобы пробраться сюда. Одного меня заслоны не пропустили бы. Я сейчас выйду, а минут через пять ты уедешь…

— Но…

— Погоди, не перебивай. Вот письмо. Ты передашь его моим женщинам… потом, не сразу. И поцелуй их всех трех за меня. Боюсь только, что мать не переживет этого удара. Она очень больна…

Радостно вздрогнуло сердце у Фридриха Кёза: Райф дарил ему жизнь. Огромная предсмертная тяжесть с души свалилась. Он взял в руки белый конверт из лощеной бумаги, обычный почтовый конверт с маркой в правом углу и с видом памятника великому композитору Штраусу — в нижнем левом. Адреса на конверте не было. Да и зачем он — адрес? Фридрих Кёз хорошо знал и мать, и жену, и сестренку Райфа. С минуту всматривался в барельефный портрет пышноусого, густоволосого человека, прямо и смело глядевшего, в вечность из круглого углубления, сделанного в верхней части памятника. Под ним, чуть сбоку, опираясь левым локтем о камень и спустив правую руку, будто охраняя его бессмертие, стояла женщина в длинной тунике — его муза, его жена Адель, которая поставила ему этот памятник.

И непонятное, дикое, не сообразное с логикой разумного существа что-то всколыхнулось в притихшем фельдфебеле, поднялось, возмутилось, и нестерпимо стало больно душе, что он, Фридрих Кёз, связав свою судьбу с повстанцами, готовый умереть за свободу милой ему Австрии, за нетленную память вот этого композитора, вдруг уходит от смерти и смотрит спокойно, как идут на нее другие. Он тоже не из тех, у кого нет ни родных, ни близких и кто в критическую минуту не думает о себе, но разве это дает ему право любить дорогих его сердцу людей, сильнее, чем Райф любит своих? В землю уходят все — и великие, и ничтожные, но кто осмелится утверждать, что их путь на земле одинаков? Жизнь не всякому и не часто дарит вексель на бессмертие.

Фридрих Кёз, не глядя на Райфа, медленно разорвал конверт, сложил половинки вместе и снова разорвал пополам, затем еще и еще, пока не измельчил бумагу в бесформенные хлопья.

— Зачем ты это сделал? — спокойно спросил Райф.

— Мы пойдем, Иоган, вместе, — тихо ответил Кёз.

Они вышли из машины, смешались с толпой немецких солдат и офицеров. Кобуры с тяжелыми «вальтерами» на их животах были расстегнуты. Райф достал сигареты, протянул Фридриху Кёзу:

— Закурим.

— Пожалуй, — Кёз помял сигарету в пальцах, с усмешкой посмотрел на нее: это была последняя сигарета в его жизни. Еще раз усмехнулся: оказывается, как все просто!

Ровно в три в портике парадно распахнулись стеклянные двери, звонко щелкнули каблуками молчаливые часовые. Бесшумно подкатила к ступенькам черная машина.

— Генерал!

— Дитрих Зепп!

— Генерал идет! — отовсюду послышались приглушенные почтительные голоса, и перед ступенями образовался свободный проход.

Немцы по ту и другую сторону вытянулись в струнку, подняли в приветствии руки. А генерал-полковник Дитрих, слегка кривоногий, с короткими руками, медлительный, тучный, с фюрерскими усиками на смуглом широконосом лице, без орденов, с одним лишь Рыцарским крестом на подвязке, когда-то врученным ему лично Гитлером, степенно сходил вниз, поглядывая на всех хитрыми веселыми глазами.

— Хайль! Хайль! — дружно плеснули звонкие голоса.

Два автоматчика у машины слаженно, как по команде, распахнули дверцы.

Генерал на ступеньках остановился, признательно качнул головой налево, потом направо — и тут увидел прямо перед собой двух человек — ефрейтора и офицера, и в руках «вальтеры». Генерал успел лишь широко раскрыть глаза, и два выстрела, слившись в один, разом хлестнули ему в лицо…

Иоган Райф успел застрелиться сам, Фридриха Кёза короткой очередью в спину срезал автоматчик.

13