Сокрушение тьмы

В Могилев, на товарную станцию, эшелоны прибывали один за другим. Всего лишь более полутора месяца назад здесь были еще немцы, и жители разграбленного города после трех лет оккупации все еще не могли прийти в себя. Выгружаясь из эшелона, части 37-го корпуса колоннами уходили по разным дорогам на места своих дислокаций. Полк Макарова шел в район деревни Чернушки. За строем пехотных рот, чуть растянувшись, везли «виллисами» и конной тягой свои пушки артиллеристы; собранно, по парам, шли пэтээровцы, неся на плечах длинные противотанковые ружья, за ними — минометчики с тяжелыми опорными плитами и стволами. В конце шли обозы.

Макаров, обгоняя на «виллисе» колонну, увидел в переулке трех солдат, явно по какой-то собственной надобности отбившихся от строя, велел шоферу подвернуть. Подъехав, увидел, что девушка, светловолосая, с озорно сбившейся на лоб прядью, держит в руках крынку, а солдаты по очереди подставляют ей кружки и весело отчего-то смеются. Тот, который только что кончил пить и еще не успел вытереть побелевшие от отрубяной гущи губы, вытянулся первым по стойке «смирно», и Макаров узнал в нем Залывина.

— А-а, так это ты, Анатолий Сергеевич? Ну, здравствуй, Герой Советского Союза!

— Здравствуйте, товарищ гвардии подполковник! Угощаемся квасом. Чертовски, понимаете ли, квасу захотелось! Хотите попробовать?

Макаров засмеялся, охотно сказал:

— Давай! — напился, передал крынку Щепетову и Лежневу.

Девушка держала в руках вторую крынку. Услышав о Герое, повернулась к Макарову.

— Он — Герой? Да вы, верно, шуткуете? Где у него Золотая Звездочка?

Макаров подмигнул Залывину:

— Будет Звездочка! Мундир-то видишь как у солдата поизносился! Вот получит новое обмундирование, тогда и покажется. — И уже к нему самому: — О новом звании знаешь?

— Так точно, товарищ гвардии подполковник! Спасибо…

— Ну, будь здоров, лейтенант! Поехали…

Залывин совал девушке деньги:

— Бери, бери. Тебя как зовут-то, голубоглазая?

— Надей. Надя я, Ключанская, из Чернушек. А сюда к тетке приехала. Да куды ж вы мяне денег стольки? От Героя и брать неудобно. Надо же! В первый раз вижу живого Героя!

— Бери. Нам их, один шут, девать некуда!

Машина Макарова, обгоняя колонну, запылила по дороге дальше. Справа кольцами, как удав, распластался под жарким еще солнцем не широкий в этих местах, но собранный полноводьем в крутых берегах Днепр. Запустевшая за три года земля отливала, как в диком поле, нетронутым ковылем. Она еще, казалось, пахла недавним боем, приметно черны были на ней июньские воронки, местами сохранились косяки проволочных заграждений, виднелись на петлях речных берегов окопы. Макаров подумал: «Бедная, израненная земля! Когда теперь пахари сгладят на ней эти раны?»

Он только что побывал в штабе дивизии и еще не успел ничего рассказать, поэтому Щепетов спросил его:

— Какие новости там?

— На днях пришлют другого комдива.

— А Виндушев? — в один голос спросили Лежнев и Щепетов.

— Вообще уходит из тридцать седьмого, — ответил Макаров, — назначили полковника Ларина.

— А что это за Селецкий городок, где жить будем?

— Там немецкая часть стояла.

— Бог ты мой! — поморщился начальник штаба, и на мрачноватом его лице отразилась гримаса отвращения.

Макаров повернулся к нему и Лежневу:

— Приказано вырыть землянки. Здесь неподалеку есть и аэродром. Правда, в штабе дивизии сказали, что он весь перепахан, но тут и чистых залежей сколько угодно.

Насыпной шлях со следами заваленных воронок привел их к массиву леса. Невдалеке чернела избами белорусская деревушка — тоже в лесу. Поле между ними проглядывалось ровным и чистым, с островками все того же серебристого ковыля. По левую сторону у соснового бора, на уютной поляне, прятавшейся за березовой порослью, виднелись местами колья с натянутой на них колючей проволокой, за ними, сбитые из досок, стояли легкие строения барачного типа, частью уже разрушенные и зиявшие проломами: очевидно, местные жители из окрестных деревень успели попользоваться тем, что было оставлено немцами. У них здесь, по сведениям жителей Могилева, находилась не то диверсионная школа, не то особая часть.

«Виллис» Макарова свернул к ограде, остановился. Все вышли. Территория за оградой была сильно захламлена: валялись где попало консервные банки, обрывки газет и журналов, битая аппаратура, пустые бутылки с немецкими этикетками и готической на них надписью.

— Загадили землю, — ругнулся майор Лежнев, носком ялового сапога вороша кучу бумаг.

— На этом месте не только жить, ходить противно, — добавил Щепетов. — Я бы обнес всю эту гадость рвом и щиты выставил. «Чума!»

— Какой ты щедрый на землю! — обернулся к нему Макаров, и рот его перехлестнула злая усмешка. — Они пол-России у нас, до самой Волги, испоганили. Так что? Все рвом обнести? Вычистим! — Подошел к одинокой высокой сосне, одетой с комля толстой, мозаично-истресканной корой, пошлепал по стволу ладонью: — А сосны здесь под стать карельским. Такие рубить жалко. Надо будет продумать с пилкой леса, чтобы где попало не оголять…

— Ну что ж, — сказал замполит, — строить так строить. Это мы тоже умеем…

2