Сокрушение тьмы

Вскоре с песней подошла рота. Фаронов встретил ее, принял рапорт от старшины. Десантники разобрали парашюты, снова построились, пошли по лесной проселочной дороге. Якименко, старательный, услужливый и весь картинно подтянутый, как на параде, шел сбоку по тропинке, преисполненный своим достоинством и значимостью, бодро оглядывал со стороны строй солдат. Дорога, петляя меж сосен, меж старых вырубок и березовых подлесков, вжавшихся в глубину бора, разматывалась все дальше и дальше. Поверху, по вершинам, пошумливая, гулял ветер, небо было бледно-синюшным, нездоровым, будто надорванное долгой погожей осенью, ни разу не омытой, не осветленной дождем. Тускло местами краснели листья клена, медленно, не спеша снимали с себя как-то незаметно поблекший, выцветший убор березы.

* * *

Залывин, как старый десантник, вызвался прыгать первым. Нечаев, по договоренности, согласился прыгать последним, завершающим: он был командиром четвертого взвода, и Фаронов счел нужным сделать его прыжок итоговым.

Перед этим только что закончили прыжки батарейцы 120-мм минометов, 76-мм и 57-мм орудий вместе со взводом управления, и майор Бахарев ходил по полю довольный и счастливый: все обошлось без единого ЧП. Санинструктор Ольга Милославская, как ординарец, следовала за ним неотступно, неся на крутом бедре санитарную сумку. Неподалеку от площадки стоял с офицерами штаба подполковник Макаров, наблюдая за прыжками.

Аэростат, как прожорливая хищная птица, стремительно налетал сверху, коснувшись гондолой земли, подхватывал пятерых солдат, вновь улетал ввысь и там, будто переварив в своем чреве человеческие души, выхаркивал черные комочки, подвешенные к куполам. Огромный «студебеккер» без устали гонял барабан лебедки, и она, вызывая у приготовившихся к прыжкам солдат тошноту, натужно выла, как на пределе.

Взвод Залывина стоял у взлетной площадки, инструктор ПДС бегло, наметанным глазом проверял, правильно ли пристегнуты ремни запасных парашютов, которые подвешивали на грудь каждому уже здесь, на месте, в порядке ли оба затвора — принудительного и самостоятельного открытия, не слишком ли ослаблены промежные ремни, так же бегло шутил:

— Подтяни антапки, приятель, а то ни одной невесте не будешь нужен.

— Я ее обману, — насильственно улыбаясь, пытался кто-нибудь отшучиваться.

Но язык инструктора был остер, как бритва:

— Обманула б ку́ма кума́, да не хватило ума. Быстро подтягивай!

Солдаты, стоя в затылок друг другу, поеживаясь, перебирали тесно сведенными ногами. Залывину это состояние было знакомо: позыв помочиться был таким острым, что казалось, вот-вот случится конфуз, и он, зная об этом, приказал всем разойтись.

Фаронов, наблюдавший со стороны за первым взводом, подумал, что случилось что-то неладное, бегом затрусил к Залывину.

— В чем дело, Анатолий Сергеевич?

Залывин махнул рукой:

— Ничего страшного. Просто у ребят перед взлетом избыток адреналина. Сейчас все пройдет.

— Ах, канальи, — засмеялся Фаронов, поняв в чем дело. — А еще гвардейцы!

Залывин прошел в люльку первым, за ним, не попадая в шаткую гондолу ногой, сунулся Финкель. Его подтолкнул солдат из обслуги. Костя Иванников вскочил плавно и смело. Потом сели братья Якушкины, с одинаково серыми лицами, с одинаково отвисшими челюстями и осоловелыми от внутреннего страха глазами. Залывин даже затряс головой, словно пытался стряхнуть с себя наваждение раздвоившегося перед ним одного и того же лица.

Люлька дернулась перед ними, встряхнулась и вдруг косо и стремительно пошла вверх. Инструктор, который постоянно сидел в ней, прозванный «вышибалой», уже щелкал карабинами фал, зацепляя их за тросик. Земля уплывала все дальше, все шире становился горизонт, и все меньше и меньше казались оставленные на земле люди!

— Первым прыгаю я, — сказал Залывин, — за мной вы, Якушкины. Кто из вас с краю — Михайло или Петро?

— Михайло.

— Вот ты пойдешь за мной следом. Да не робей! Руку на кольцо положи. Да не хватайся ты за него! Вот так. А то ненароком дернешь.

Инструктор ПДС, пораженный удивительным сходством двух братьев, смотрел на них во все глаза.

— Ну и ну! Близнецы, что ли?

— Близнята, — отрешенно прогудел Петро.

Достигнув какого-то предела, люлька опять дернулась. Залывин невольно взглянул на серебристое, огромное, нависшее над ним тело тяжело дышавшего боками аэростата и с усилием оторвал себя от скамейки, скользнувшим взглядом проследил за собственным фалом, протянувшимся от его парашюта к тросу.

— Пошел! — негромко сказал инструктор, по привычке кладя руку сзади на парашют.