Сокрушение тьмы

— Погиб, — тихо ответил Макаров. — Под Харлоу нас крепко стал донимать бронепоезд, и мне пришлось послать восемь человек в тыл финнам, чтобы его обезвредить. Бронепоезд они подорвали, а назад выйти не удалось.

— Все-таки удивительные у нас солдаты! — как бы про себя изумился Лежнев. — Для них нет невозможного. И все это заложено в самой сути сознания каждого.

— Да, вот живой пример перед вами, — с улыбкой кивнул Макаров на Залывина. — Он уже знал, что ему присвоят Героя, он находился в учебном батальоне, который не вел боев. А взял и сбежал на передовую да еще полез в самое пекло. Спросите его, почему он так сделал?

— В самом деле, почему? — спросил Бахарев, опять вытирая платком большегубый рот. — Скажи, лейтенант?

Залывин пожал плечами:

— Лично меня мучила совесть перед другими.

— То-то и оно! — сказал Лежнев. — С о в е с т ь! Иными словами — чувство ответственности перед собой и людьми. По-иному не объяснишь.

А Макаров уже смотрел на жену с ласково-горькой улыбкой и явным на лице искушением что-то сказать ей — давнее, памятное, что было для нее когда-то интересным и важным. И он сказал:

— Оленька, ты помнишь тогда… просила меня узнать о певце… Тебе очень понравился его голос.

Она вскинула на него глаза.

— Ну как же?! Конечно, помню, Саша!

— Это вот их с Антошей друг детства. Леонид Бакшанов. Погиб он. Я встретился с ним уже накануне боя. Так сложились обстоятельства. Я ничего не мог сделать, чтобы его уберечь. А талант у парня был в самом деле большой! Его хотели взять в армейский ансамбль, но было поздно.

Ольга Васильевна горестно покачала головой.

Проводив гостей и отправив Боголюба в офицерскую землянку, Макаровы остались одни.

— Давно у нас, Саша, не было такого застолья, — сказала Ольга Васильевна, устало улыбаясь и оглядывая заставленный грязной посудой стол.

Он ласково притянул к себе жену, ощущая под сразу вспотевшей ладонью теплое упругое плечо, заглянул ей в лицо исступленно, соскучившимися глазами.

— Давай выпьем еще по рюмашечке — вдвоем. И поглядим друг на друга. Я ведь опять не видел тебя, Оленька, целый век!

Он вылил остатки из термоса в граненые стаканы, подцепил со дна банки английский анчоус, протянул ей.

— Давай за наше доброе будущее. За будущих детей. Мы же еще с тобой молодые.

Ее по-крестьянски простое, неброское, с неправильными чертами лицо залила краска неловкости и смущения (за эти длинные годы переездов, разлук, войны она так и не утратила в себе девическую особенность смущаться, когда заходила речь о чем-нибудь интимном, касающемся их двоих).

— Последнее время, — сказала она, — я часто вижу одни и те же сны: мне снится, что держу на руках ребенка. Нашего ребенка. Это ведь, Саша, тоскует во мне еще не изведанное материнство, — и заплакала. — Господи, когда же все это кончится?

— Ну-ну, не надо, Оленька. Теперь уже недолго… В будущем году доломаем войну.

— Вам опять скоро?..

— Думаю, что да. Сегодня Миронов прозрачно намекнул о формировании новой армии. Уже определен и номер. В декабре — январе как бы не тронулись.

Ольга Васильевна окинула, взглядом стол, явно намереваясь взяться за уборку, но он решительно махнул рукой:

— Оставь так. Завтра уберем…

Она прожила у него три дня. Это было коротенькое, как весенний соловьиный выщелк, счастье двух истосковавшихся друг по другу людей, но оно показалось им таким огромным, таким непозволительно затянувшимся, что они испугались за него, как бы не было оно кем-то испорчено. Утром на четвертый день он сам проводил ее в Могилев к поезду.

6

В последний раз Залывин побывал в гостях у Нади, и не дома, а в Могилеве, у тетушки, которая в это время уехала навестить своих старых деревенских родичей.

Стоял конец декабря. Снегопады начались еще в ноябре, обильные, частые, и продолжались около месяца, наглухо завалив снегами леса вокруг, сиротски прижавшиеся к ним деревеньки, ровные, как стол, непаханые поля, а потом небо очистилось — стало солнечно и морозно. Все примолкло, успокоилось до весны, и только не было покоя солдатам. В снег, в холод, в метель, ранней ранью, а то и ночами поднимали их по тревоге и, дрожащих от холода, проклинающих все на свете, уводили на тактические занятия; и часто по целым суткам, а то и по двое не знали солдаты тепла и приюта, без сна и отдыха пурхаясь в заснеженных полях и лесах, отрабатывали тактику стремительных маневров, неожиданных, атак, сквозных безостановочных наступлений. Иногда тактические учения проводились в составе бригад одновременно — с артиллерийским и минометным огнем, с массовой стрельбой холостыми патронами из пулеметов и автоматов. После осенних прыжков с аэростата дважды еще проводились учебные десантирования. «Дугласы», подняв в небо сразу несколько рот, высеивали их над заранее условленным местом, откуда они потом, снова собравшись в боевое четкое подразделение, с ходу вступали в учебный бой с ожидавшим их «противником». Солдаты почернели, осунулись, стали злыми и молчаливыми. В конце декабря наступили дни относительного отдыха.