Сокрушение тьмы

Утешев же долго еще отплевывался, ругался и полоскал рот водой, понося старшину на двух языках и призывая на его голову все болезни желудка.

12

Шел одиннадцатый час. Сквозь туманную пелену, лишь слегка поредевшую к этому времени, как-то неуверенно и тоскливо глянул вдруг на притихшую землю бледный лик солнца, но сразу же и потух: на поле перед окопами опять наплыла плотная бусистая мокреть, вроде дождя, и снова все заволокло серой тяжелой наволочью. Лицо Ларина, чуть посветлевшее было при виде солнечного диска, нахмурилось.

— Да-а, — протянул начальник политотдела дивизии полковник Ушаков, — этому, видно, конца краю не будет. Связал нас туман по рукам и ногам.

Ларин взглянул на него, такого же высокого и костистого, как сам он, мокрого с ног до головы, посоветовал:

— Отряхнитесь.

— Да что я — лошадь, что ли, Василий Михайлович? От такого мокра теперь никуда не денешься. Вряд ли и к часу протряхнет.

— Все может быть, — согласился Ларин, морщась от щемящей боли в желудке: в дни непогоды у него всегда обострялась язва. — Тогда опять передвинут время артподготовки.

— Вот это уже хуже горькой редьки, — откликнулся Макаров, стоявший рядом с ними. — Напряжение солдат тоже имеет свои границы. Без внутреннего накала — какая атака?

— Это вы верно подметили, товарищ подполковник, — сказал Ушаков. — Поэтому перед началом наступления прикажите пронести по траншеям знамя полка. Это будет напоминание солдатам и офицерам об их священном долге перед Родиной.

— Слушаюсь, товарищ полковник!

Чуть в стороне плотную пелену тумана неожиданно прорезала светящаяся трасса пуль, и вслед за нею послышалась приглушенная очередь крупнокалиберного пулемета.

— Мадьяры нервничают, — сказал Ларин, покосившись на низкую, над самой землей трассу крупнокалиберных пуль. — Первые гостинцы артподготовки достанутся им.

Немцы в ночь с 14 на 15 марта вывели из-под удара нашей артиллерии основные части СС на глубину до пяти километров и заменили их мадьярами.

Макарову было известно, что обработка позиций противника продлится ровно час. В первые пять минут будет дан огневой налет по траншеям переднего края и ближайшей глубине — по батареям, штабам и резервам. И еще сорок пять минут огонь будет вестись на подавление разведанных огневых средств противника, а также по его второй и третьей траншеям. Контрбатарейные и контрминометные группы по особому графику будут подавлять вражескую артиллерию и минометы. В последние десять минут вновь повторится мощный налет по переднему краю и ближайшей глубине немецкой обороны.

— Ваши пушки, подполковник, — опять сказал Ларин, — все должны быть на прямой наводке. Ваша задача сбить цели на переднем крае.

— Я уже дал указание, — ответил Макаров. — Артподготовка, конечно, не свирская да еще без танков.

— Ничего! Зато у вас за спиной находится единственная на весь фронт 15-я тяжелая минометная бригада полковника Богомолова.

— Не слышал о такой, товарищ полковник.

— Это новые 160-мм минометы. Высота траектории мин до пяти тысяч метров. Гвоздят, как бомбы. Си-ила!

Ларин вообще-то был строгим, но сейчас он впал в доверительный тон, и все-таки Макаров, жалея о Виндушеве, который теперь командовал 106 дивизией в 38-м гвардейском корпусе, относился к Ларину с чувством невольного отчуждения.

Ларин перед этим около часа осматривал боевые порядки полка. Осмотром остался доволен, и теперь ему, видно, хотелось как-то расположить к себе Макарова.

— Мне не довелось с вами воевать, — сказал он, — но генерал Миронов о вас очень хорошего мнения. А его мнение я уважаю. Надеюсь, мы тоже оценим друг друга. Желаю вам удачи, — он протянул Макарову руку, крепко пожал его короткопалую кисть. — Да, с минуты на минуту к вам прибудет представитель от штаба корпуса генерал-майор Кокорев. Так что прошу любить и жаловать, — на губах у Ларина появилось некое подобие улыбки, а Макаров так и не понял, то ли тот действительно улыбнулся, любезно прося его отдать должное генералу, то ли усмехнулся, намекая, что генеральское око будет бдительным.

Ушаков распрощался теплее, и вскоре они растворились в белом тумане.

Через полчаса в сопровождении трех автоматчиков и двух радистов в штаб полка действительно пришел генерал-майор Кокорев. Худощавое, с черной родинкой возле левого уха, лицо генерала было располагающим. Макаров полюбопытствовал:

— В другие полки тоже прибыли представители корпуса?

— Да. Еще в триста второй вашей дивизии.

— Такого раньше не было…

— Особый случай, товарищ подполковник. Якобы сам Верховный приказал докладывать обстановку через каждый час. Так что по одному этому можете судить о важности нашего сегодняшнего прорыва. Четвертая гвардейская армия, как только это стало известно, уже начала боевые действия, а нас все еще держит этот проклятый туман.