Сокрушение тьмы

Миронов находился на своем НП, на высоте «194», когда с ним связался по рации генерал Кокорев.

— Павел Васильевич, — доложил он, — полк Макарова немцы прижали в балке. Полк несет большие потери. Без тяжелой артиллерии ему оттуда не выбраться. Мы сегодня обязаны взять Мадьяралмаш! А вечер уже на исходе. Что делать?

— Прежде всего не паниковать, — сердито ответил Миронов. — Я тебя знаю, Семен Семенович! Небось уже отдал Макарову приказ штурмовать укрепленные позиции? Дурака не валяй! Все полки сейчас в балке. Закрепляются под прикрытием склона. Я отдал приказ сорок девятой гаубичной бригаде подтянуть артиллерию. Полки тридцать восьмой минометной уже в пути. Свяжитесь с командиром полка Даниловым. Один из его дивизионов позади вас. Он заставит немцев малость примолкнуть.

Миронов стянул с головы наушники, с бедовой ухмылкой глянул в красивое лицо сидящего перед ним генерал-майора Великолепова, командира 19-й артиллерийской дивизии.

— Пунктуален до чертиков, этот Кокорев, — сказал он. — К тому же и трусоват.

Великолепов улыбнулся.

— Зачем посылали в полк представителем?

— А затем и послал, чтоб пороху понюхал. Командир полка там надежный, сбить себя с толку не даст. К сожалению, Николай Николаевич, на войне не все получается так, как хочешь. Вот видите, какую сделали запись в журнале боевых действий нашего корпуса, — Миронов взял с походного столика журнал, бегло прочитал написанное: — «При прорыве укрепленной полосы противник на переднем крае оказал незначительное сопротивление в силу того, что артиллерией были разрушены инженерные сооружения и препятствия, уничтожены и подавлены огневые точки и живая сила». Все правильно! А вот наши стрелковые части не смогли в полной мере использовать результаты ударов артиллерии, авиации и добиться высоких темпов наступления.

— Добились бы, Павел Васильевич, — ответил Великолепов. — Всему виной эта чертова балка. Немцы успели восстановить нарушенное управление войсками.

— А мы имели ее в виду — эту балку. И вот тем не менее! С ходу не удалось. Теперь бой завяжется на всю ночь.

Вскоре Великолепов ушел в свой блиндаж, чтобы отдать дополнительные распоряжения полкам и бригадам своей дивизии, а заодно приказать Богомолову поддержать огнем его тяжелых минометов 206-й и 298-й стрелковые полки, пока они закрепляются на новых своих рубежах.

К Миронову в бункер то и дело входили люди, докладывали о положении дел на участках, где вели бой 98-я и 99-я стрелковые дивизии. Но положение у всех было почти одинаково. Только одному из полков Блажевича удалось вырваться из балки и прочно закрепиться восточнее Мадьяралмаша. У Ларина дело обстояло хуже: командиру корпуса доложили, что немцы из своих тылов спешно перебрасывают к месту прорыва пехотные и танковые части, а также стягивают их из неатакованных участков. Миронов приказал Ларину подтянуть как можно ближе к переднему краю артиллерийский полк Федоренко и гаубичный Кавуна.

— Василий Михайлович, — передал он Ларину, — не давай немцам сосредоточиться для контратак. Сейчас это очень нежелательно для твоих полков.

— Делаю, все делаю, — отвечал Ларин. — Да скоро ночь наступит. Только сейчас сообщили, что два давыдовских батальона вышли из балки. Велел закрепиться.

— Уже хорошо! Вот пусть и держатся! — приказал Миронов.

Спустя полчаса он вышел из бункера. С высоты хорошо было видно, как сгущающиеся над балкой сумерки медленно наливаются краснотой. Слева явственно доносились гаубичные выстрелы. Это подполковник Кавун бил из своих пушек по Мадьяралмашу.

15

Этот остаток дня 16 марта был для всех красным полымем пожара.

Батальоны Макарова с трудом вырвались из полосы огня и, находясь теперь в мертвой для противника зоне, больше не пытались идти в атаку. Санитары же Брескина без устали таскали раненых. Их было много. Фокин и другой командир отделения носильщиков санинструктор Романов, перепачканные чужой кровью, не переставая, оказывали им первую помощь и направляли в санроту.

Фокин вот уже пятый раз спускался в балку, когда один из легко раненных сказал, что дальше по склону два батальонных санитара пытаются вытащить комбата Волгина, но он очень тяжел, и они окончательно обессилели. Фокин поспешил в указанную сторону и вскоре действительно нашел санитаров. Эти ребята не входили в санроту: в каждом батальоне был свой медпункт, состоящий из фельдшера, чаще всего офицера, и двух рядовых; но в бою, как правило, особенно в наступлении, да еще при заминке, они не успевали оттаскивать раненых с переднего края, чтобы носильщики могли доставлять их в полковой медпункт, и санинструкторам с санитарами приходилось работать на равных. Батальонные санитары сидели возле комбата и тяжело, как загнанные, дышали. Волгин был без сознания. Он лежал на дне скатного овражка, с белым, обескровленным лицом и черными, запекшимися губами, большой, грузный и неестественно укороченный. Плащ-палатка, на которой его несли, была вся перепачкана кровью.