Сокрушение тьмы

Часам к шести перестрелка совсем затихла. Закончилась и отдача распоряжений. Выкроилось время позавтракать. Подкрепились все, съев по полкотелку пшенного кулеша, приготовленного ночью штабным поваром. Все заметно повеселели.

Во время завтрака пришел в сопровождении Ольги Милославской Бахарев, мрачный, осунувшийся, с трудом поднял на Макарова глаза.

— Виноват я, товарищ гвардии подполковник, — покаянно сказал он. — Не сумел прикрыть волгинскую батарею. Один только командир батареи и уцелел.

— Капуста? Так он жив? — вскинулся Макаров. — Расчеты, значит, в капусту, а сам жив?

Бахарев вступился:

— Он не виноват. Он сделал все, что мог. Уцелел случайно.

— Судить надо за такую случайность, — жестко сказал Кокорев.

Макаров быстро взглянул на генерала и тут же посмотрел на Ольгу вопрошающими глазами: их разговор был не для посторонних ушей.

— Вы почему здесь? — строго спросил он.

Ответил Бахарев:

— Мы хотели пройти с нею в санроту. Нужны медикаменты и перевязочный материал.

— Санрота на правой стороне деревушки. Сама найдет! — отрезал Макаров, и Ольга, не успевшая сказать ни слова, выскочила за дверь. — Ты что, в провожатые ей нанялся? — загремел на Бахарева командир полка. — Или уже сделал ее личным ординарцем? Смотри у меня, лысый черт!

— Да нет, Александр Васильевич… Что вы… Зашли вместе… Я не подумал… — забормотал в смущении Бахарев.

Макаров так же быстро обмяк, сменил гнев на милость:

— В следующий раз думать будешь. Ладно, садись завтракай.

— Не могу, Александр Васильевич. В горло кусок не лезет. На моих глазах погибли расчеты.

— Чай выпей с палинкой, — сказал Макаров и обратился к ординарцу: — Налей ему, Антоша, побольше.

Бахарев залпом выпил разбавленную пополам с чаем венгерскую палинку, потом стал есть хлеб и мясо.

Ровно в семь за деревней Лая резко, с надрывом громыхнула «катюша», ударившая по Мадьяралмашу первым снарядом, потом через короткую паузу сыпанула остальными. Сразу же забухали 160-мм минометы, подтянутые ночью поближе к балке, с более удобных позиций стали бить прямой наводкой по башням вкопанных танков 76-мм пушки. Через какие-то пять минут откликнувшиеся огнем танки замолкли. Танкисты то ли побросали их, то ли вышли у них из строя орудия.

Макаров, Кокорев и другие штабные офицеры наблюдали за действием артподготовки, стоя возле дома. Немцам, как видно, было жарко под массированным огнем артиллерии.

— Здорово! Молодцы! — особенно хвалил Кокорев тяжелые минометы 15-й бригады, которые гвоздили по пехоте противника, словно бомбами.

— Только бы не зацепили квадрат Абросимова, — высказал опасение Макаров.

Но уже было видно, как вал огня резко отодвинулся в глубину и вправо, к Мадьяралмашу. Пора было поднимать батальоны в атаку.

Вскоре докатилось до штаба мощное солдатское «ура!». Батальоны пошли в наступление. Проследив в бинокль, как маленькие фигурки солдат, издали похожие на снующих муравьев, зигзагами подбираются к кромке лощины, которая их так задержала, переваливают ее и бегут дальше по полю вниз, где в серой открытой долине просторно раскинулся Мадьяралмаш, Макаров приказал свертывать связь и двигаться вперед. Место спуска в балку перед деревушкой Лая было более пологим. По этому склону шла и дорога, наезженная крестьянскими одноконками. Автоматчики, связисты, офицеры штаба предусмотрительно двигались цепью. Перед спуском Макаров остановился, потом перевел взгляд далеко вправо.

Наступал его правофланговый сосед, полк Давыдова, охватывая город с другой стороны.

Через полчаса Макаров и сам уже был по ту сторону балки. Поле боя теперь было все на виду.

Неожиданно изломанная цепь батальона залегла. По всему полю, залетая глубоко в тыл, начали рваться снаряды и мины. Вновь ударили зенитные пушки, скрытые где-то у города и поставленные на прямую наводку.

— Тью, тью! — свистели вокруг и поверху пули.

Макаров, взмахнув вправо и влево рукой, лег на землю, оберегая себя и своих штабистов. Боголюб, заметив сбоку окопчик с брошенным немецким пулеметом, короткими перебежками добежал до него, свалился на дно, закричал оттуда:

— Товарищ подполковник, сюда! Сюда!

Но Макаров снова жестом приказал не скучиваться и остался лежать на месте. Рядом с ним лежал Кокорев. Лицо его было серым и вытянутым от напряжения, шинель — в темных круговинах грязи. Ему явно было не по себе от все усиливающегося огня. Папаха его то и дело съезжала ему на глаза, и он, поправляя, пришлепывал ее на голове ладонью.

И тут они оба увидели, как из-за крайних домов стремительно вынеслись на поле черные коробки танков. За ними ринулись фигурки немецких солдат. Танки, поводя из стороны в сторону короткие хоботы пушек, открыли беглый огонь. Их было семь. Макаров заметил, как в этом секторе кинулись назад солдаты 2-го батальона, выгибая подковой свою неровную цепь. В ту же секунду его и Кокорева ослепило яркой огненно-белой вспышкой разорвавшегося снаряда, ударило по лицам, как жесткой ладонью, хлестнуло жаркой волной воздуха и вслед за тем больно секануло густым всплеском земли и дыма.