Ведя самолет, летчик все время посматривал вокруг, довольно усмехался: со стороны фронта и над ними, оберегая Толбухина, взад и вперед патрулировали истребители.
Дойдя до Адони, летчик круто накренил самолет в левую сторону, пошел к видневшемуся вдали озеру Веленце. Истребители тоже изменили курс, все время держа в поле зрения самолет командующего фронтом.
— Пройдите поближе к полосе фронта, — сказал Толбухин в переговорную трубку, — так, чтобы мне было видно Секешфехервар.
— Это опасно, — ответил летчик. — Здесь линия фронта очень изломана.
— Ничего, ничего, — сказал Толбухин. — Подверните еще, голубчик.
Минут через пять Толбухин ясно увидел внизу слева черные полоски окопов, вспышки орудийных выстрелов, спрятанные в лесочках машины. Увидел и немецкую оборону, действительно круто изломанную. В центре излома лежал дымящийся пожарами Секешфехервар. Части 4-й армии обошли его с юга, с севера вклинились войска 9-й. Повсюду, судя по грохоту, по вспышкам, шли жаркие неумолкающие бои.
Внезапно летчик бросил самолет на правое крыло, стремительно пошел вниз.
— В чем дело? — строго спросил Толбухин.
— Слева идут два «мессера», товарищ маршал.
— Ну и пусть идут.
— Они идут наперерез. Я не имею права рисковать вами.
Снизившись до пятисот метров, летчик выровнял самолет, глянул в сторону «мессеров». Немецкие истребители, сделав крутой вираж, удирали восвояси, а поверху, настигая, гналась за ними тройка быстроходных ЯКов. Было хорошо видно, как они уже за линией фронта догнали их и пошли в пике. Толбухин тяжело поворачивался всем корпусом, следя за исходом боя.
— Ну вот и все, — удовлетворенно сказал он. — Вот, кажется, и Замоль. Пора садиться.
Летчик увидел внизу знак — расстеленные на непаханном поле у леска белые полотнища, увидел группу людей, стоявших у машин, пошел на посадку.
Толбухина уже ждали. В Замоль приехал Глаголев с членом Военного совета, штабные офицеры. Тут же был и Миронов, штаб которого стоял теперь в Замоли.
Толбухин вылез из самолета, передал летчику шлем и, похлопав пухлой ладонью по смятой смушковой папахе, надел ее, застегнул на шинели нижнюю пуговицу. Толстенький, среднего роста Глаголев подбежал к нему, вскинул к папахе руку. Толбухин улыбнулся, остановил его жестом, и они поздоровались. Потом поздоровался за руку с каждым.
— Что же вы, девятая, прославленная, гвардейская, десантная, — шутливо сказал маршал, — меня подводите?
— Не подводим, Федор Иванович, — ответил Глаголев. — Мы на высоте.
— Какой там на высоте! — подбородок Толбухина стал еще круче, четче обозначая складки на шее. — Секешфехервара взять не можете. Я смотрел сверху, там и осталось чуть-чуть — ножницами перехватить.
— Очень крепкая оборона, — стал оправдываться Глаголев, — можно сказать, долбим по метру. Тут вот еще дороги раскисшие. Артиллеристы на себе снаряды носят.
— Знаю, знаю, — остановил Толбухин. — Генерал-лейтенант, — обратился он к Миронову, — у вас большой опыт по болотам лазать, что же вы грязь не можете преодолеть?
— Стараемся, товарищ маршал, — могучим голосом ответил Миронов.
— Когда возьмете Фехерварчурго?
— Завтра. Завтра он будет у нас в руках. Только сегодня мы ощутили настоящую помощь авиации, — Миронов посмотрел вверх. — Видите, наши самолеты не слазят с неба. Идут партия за партией.
Толбухин мельком взглянул в небо, сказал:
— Поехали, Василий Васильевич, в Мадьяралмаш.
— Там еще бои идут!
— Вот и хорошо. Вот и посмотрим.
По дороге в деревню Лая «виллисы» Толбухина и Глаголева встретили большую колонну пленных. Это были мадьяры. Толбухин остановил машину и велел пригласить к нему офицера чином постарше. Худой, очкастый генерал подошел к «виллису».
— Спросите, кто он, какими войсками командовал?
Офицер из сопровождения Глаголева перевел:
— Это начальник штаба четырнадцатой пехотной дивизии первой венгерской армии генерал-майор Иштван Кереш.
Генерал продолжал:
— Венгерские солдаты не хотят больше умирать за Гитлера и Салаши, — он указал на колонну пленных, — вот все они сдались в Мадьяралмаше.
Толбухин прищурился:
— И вы тоже сдались?
Генерал чуть замялся с ответом:
— Да, да…
— Вы знакомы с заявлением регента Хорти, который еще в октябре отдал распоряжение прекратить сопротивление частям Красной Армии? Почему вы не сложили оружие тогда?
Генерал напряженно слушал переводчика, потом ответил:
— Мы не могли этого сделать. Хорти оказался двуличным. Он потом попросил убежища в Германии. Фашист Салаши применил к нам карательные меры. Наш генеральный штаб отстранен от руководства войсками.
Толбухин повернулся к Глаголеву:
— Позаботьтесь, чтобы этот генерал был доставлен в штаб фронта. Не велика птаха, а все же птаха, — повернулся и полез в машину.
Когда подъезжали к Мадьяралмашу, там уже было тихо. Орудийная и автоматно-ружейная пальба отодвинулась дальше. Полки Макарова и Давыдова стойко отражали контратаки немцев, заняв их окопы в полутора километрах от этого крепкого орешка, который наконец-то все-таки был разгрызен.