Сокрушение тьмы

Толбухин только что переговорил со Сталиным по телефону, и тот сказал, что он не удовлетворен темпами наступления, однако в ходе разговора спросил, могут ли помочь прорыву дальние бомбардировщики. Толбухин ответил, что это было бы кстати: на пути продвижения 4-й и 9-й армий необходимо уничтожить железнодорожный узел в Веспреме. Это лишило бы немцев возможности подбрасывать свежие силы. Затем он обратился к офицеру связи и велел соединить его с командующим 17-й воздушной армией генерал-полковником Судец. Через минуту он уже говорил в трубку:

— Владимир Александрович, что у вас нового в полосе прорыва?

Сорокалетний, рано облысевший, с волевым, энергичным лицом генерал, которому мохнатые брови придавали не угрюмое, а сосредоточенно-задумчивое выражение, — особенно нравился Толбухину: он подкупал зрелостью мышления, откровенно простодушной насмешкой в адрес любого чина, который ее заслуживал.

Трубка ответила:

— В Мадьяралмаше все еще идут уличные бои. Немцы беспрестанно подтягивают свежие силы, подводят подразделения тяжелых танков. Однако усилиями штурмовой авиации все их намерения сводятся почти на нет. Примерно такая же картина и на других узлах немецкой обороны. Особенно жаркие бои идут на подступах к Секешфехервару. Всю вторую половину дня наша авиация беспрестанно висит в воздухе, уничтожая живую силу и технику врага как на марше, так и в полосе обороны. Думаю, что еще денек, и немцы выдохнутся окончательно.

— Через денек мы напустим на них танки Кравченко. Важно сейчас сломить их сопротивление.

— Чем больше черта гладишь, тем он выше хвост поднимает. Делаю все, Федор Иванович. У вас будут ко мне особые указания?

— Нет. Особых не будет. Гладьте этого черта, пока он не вспотеет. Не снижайте своей интенсивности и ночью. Ваши силы — это единственная пока помощь наступающим войскам. И вот еще что, я сейчас вылечу в расположение Девятой армии. Имейте это в виду. Хочу посмотреть сам, что там творится.

— Слушаюсь, Федор Иванович.

Толбухин вышел в другую комнату, где, склонившись над картой, работали начальник штаба генерал-лейтенант Иванов и член Военного совета фронта генерал-полковник Желтов. В другом углу сидел над картой командующий артиллерией фронта генерал-полковник Неделин.

— Я только что разговаривал со Ставкой, — сказал всем Толбухин. — Есть необходимость мне самому побывать на месте. Вас, Семен Павлович, — обратился он к начальнику штаба, — я прошу лично проконтролировать доставку боеприпасов и продовольствия войскам Глаголева и Захватаева. Подумайте, нельзя ли еще ускорить подтягивание тылов? Ну, а вы, Митрофан Иванович, — кивнул маршал в сторону Неделина, — не спускайте глаз с Дитриха. Эта «хитрая лиса», как только почувствует, что ее могут захлопнуть в норе, немедленно начнет выводить дивизии за Балатон.

— Ему пока что не хочется этого делать, — ответил Желтов. — На карту им поставлено все.

— Посмотрим, посмотрим, — сказал Толбухин. — Я вернусь к вечеру. Оповестите Глаголева, что я буду в штабе Миронова.

Через четверть часа Толбухин с трудом втискивал себя в тесную кабину штабного ПО-2. Затем короткий разбег, взлет, и летчик, сделав крутой разворот, взял курс вверх по Дунаю. Широкая лента реки, все еще не вошедшей в свои берега от весенних дождей и паводков, казалась сверху дегтярно-черной и почти однообразной — без заметных извилин. По ней шли катера, вспенивая воду и оставляя за собой длинный след расходящихся в стороны волн, тащились баржи, доставляя на правый берег всевозможные грузы. Краснознаменная Дунайская флотилия работала днем и ночью, не переставая. Склонив голову набок, Толбухин увидел сверху и канатно-подвесную дорогу через Дунай, которая особенно пригодилась во время весеннего ледохода; здесь же, неподалеку от нее, надежно функционировал и трубопровод, перекачивая через реку горючее для войск. Часто пересекали Дунай наплавные мосты, пропускавшие через себя автоколонны и обозы по всем направлениям. Нет, он многое сделал, чтобы не только удержаться на правом берегу, но и отстоять его, как выгодную позицию для нового броска вперед. Тогда, две недели назад, здесь, над Дунаем, немецкая авиация буквально не знала удержу, разрушая переправы и нанося значительный урон подходившим с левого берега резервам фронта. Именно тогда, 5 марта, ему пришлось вылететь в штаб 1-й болгарской армии в Сигетваре. Ее командующий генерал-лейтенант Владимир Стойчев, оторванный от своих основных баз, очень нуждался в материально-техническом и продовольственном обеспечении. Нужны были ему и инструкторы по передаче боевого опыта. С помощью рации всех вопросов было не решить, и он полетел, рискуя быть сбитым в воздухе. Его тогда настойчиво отговаривали. Член Военного совета хотел лететь вместо него, но ему самому надо было во всем разобраться и все решить на месте. Теперь обстановка не та. Судец накрепко прищемил хвост немецким стервятникам. Еще недавно немцы имели 850 самолетов, теперь их едва ли осталась и третья часть.