Сокрушение тьмы

Ситуация была напряженной. Радист, который держал связь с ротой Абросимова, вдруг услышал в наушниках:

— Танки идут на нас! Танки идут на нас! Нечем остановить! Нечем остановить! — И вдруг отчаянный голос. — Танк движется прямо на меня! Прямо на… — связь оборвалась.

Но танки остановились. Рота автоматчиков первой приняла на себя их удар. Помочь ей было нечем. Два противотанковых расчета «сорокапяток», поспевающих вслед за вторым батальоном, расстреляли на пути весь боезапас, и теперь оставшиеся в живых артиллеристы лежали возле пушек, приготовив на крайний случай гранаты.

Потом стало известно, что сам Абросимов в пылу схватки, потеряв над собой контроль, вскочил сзади на проходивший танк, сорвал с себя плащ-накидку и бросил на смотровую щель, а затем опустил в люк лимонку. Граната ахнула и огнем опалила ему глаза. Подоспевшие на помощь бойцы стащили его с танка, укрыли в окопчике.

Три машины остались на месте, остальные повернули. Немецкая пехота тоже откатилась назад. Батальоны снова пошли в атаку.

— Ур-ра! — раздалось слева и справа.

Роты, приближаясь к Мадьяралмашу, на этот раз решительно надвигались на его западную окраину. Восточную штурмовал полк Давыдова.

Макаров с Кокоревым поднялись. Огонь, однако, ничуть не ослабевал с той стороны: немцы упрямо не хотели сдавать этот населенный пункт. На флангах уже завязывалась рукопашная схватка, а в центре все еще гремела отчаянная пальба, все больше оставляя на изрытом воронками поле убитых и раненых. Издали Макаров увидел знакомую полную фигуру Розанова. Тот, не обращая внимания на огонь, неторопливо, шел вниз, к домам. «Черт! — ругался на него Макаров. — Убьют ведь!..»

Когда Макаров поравнялся с подбитыми танками, все еще дымившимися, к нему подвели капитана Абросимова. На глазах его лежала тугая повязка. Нижняя часть лица вся была изрыта черными крапинками.

— Ты? — не сразу узнал Макаров.

— Я, товарищ гвардии подполковник!

— Что с глазами?

— С танком единоборствовал.

— Ты шутишь?

— Нет, товарищ гвардии подполковник, не шучу.

Мимо над самой землей со свистом пронесся снаряд. Потом еще один, еще. Сзади кто-то всполошно вскрикнул, завизжали над головой осколки. Макаров невольно оглянулся, увидел, как упало несколько связистов, разметанных взрывом в стороны, потом краем глаза поймал подтянутую фигурку замполита Лежнева, идущего следом за ним, поднял руку, чтобы заставить его лечь, — и не успел. Лежнева ударило, словно волной. Он перевернулся навзничь через голову и в брызнувшем вихре дыма, огня, грязи бесшумно ударился о землю. Макаров повернулся, кинулся к нему и оторопел в двух шагах: Лежнев был убит прямым попаданием зенитного снаряда в живот. Он был уже мертв, а черные большие глаза, худощавое лицо, на котором почему-то сразу обозначился сухой хрящеватый нос, все еще жили: моргали веки, осмысленно шевелились губы. Макаров застонал, как от боли, с трудом отвернулся и, никого больше не замечая, медленно пошел вперед. Не ему ли был предназначен этот снаряд?

Уже на окраине Мадьяралмаша, поджидая, встретил его Розанов. Макаров взглянул невидящими глазами, узнал, вскинул навстречу руки. Молча обнялись.

17

Но рано еще было праздновать первую победу. Ни 9-я, ни 4-я армии не выполнили в срок поставленную перед ними задачу. Внезапность удара была утеряна. К месту прорыва немцы бросили отборные части танковых дивизий СС «Мертвая голова» и «Адольф Гитлер». Во второй половине второго дня наступления войскам Глаголева и Захватаева удалось взять лишь несколько населенных пунктов в полосе Мадьяралмаш — Секешфехервар и выйти на подступы к Секешфехервару. Несмотря на то что войскам все время помогала 17-я воздушная армия, наступление явно затягивалось, грозя срывом основному замыслу — завязать «балатонский мешок». Армия Кравченко, которую Ставка запоздало передала фронту, была только на полпути.

Расхаживая по комнате одного из богатых особняков венгерского набоба, Толбухин нервничал. Под его грузным телом жалобно поскрипывал цветной паркет. На полном мясистом лице, в котором всегда было что-то детское, непосредственное, теперь лежала глубокая печать раздумья.

От дальнейшего успеха прорыва зависело и начало наступления других армий: 27-й и 26-й с рубежей каналов Шарвиз и Шио, 57-й южнее Балатона, 1-й болгарской армии из района Надьатад и Бобоча и наконец югославской армии, приготовившейся наступать вдоль реки Драва и Адриатического побережья. Все они сейчас с напряжением ожидали общего приказа, а их командующие с волнением следили за ходом сражений 9-й и 4-й гвардейских армий, которым всего лишь в тридцатикилометровой полосе требовалось пробить брешь глубиной в сорок километров, чтобы завязать «балатонский мешок» и развить наступление дальше.