Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году

С того момента, как немецкий посланник Белов-Салеске передал ноту Давиньону, министру иностранных дел Бельгии, все начало развиваться в неблагоприятном для немцев ключе. Если бы Мольтке просто прошел маршем через южную часть Бельгии, можно было бы апеллировать к необходимости вторжения с точки зрения военной целесообразности. Но ультиматум вынудил бельгийское правительство сформулировать свою принципиальную точку зрения на нарушение суверенитета их страны до начала предполагаемых действий. Задача сделать это выпала на долю бельгийского короля и главу бельгийского правительства графа Шарля де Броквиля. Де Броквиль взял с собой французский перевод текста, когда отправился во дворец в 8 часов вечера. Не могло быть никаких сомнений в том, какова будет реакция. Бельгийский король славился своей прямолинейностью и решительностью, а де Броквиль был благородным старомодным бельгийским патриотом. Оба они восприняли эту ноту как оскорбление чести Бельгии – как они могли поступить иначе? Час спустя, в 9 часов вечера, ультиматум Германии был обсужден Советом министров, а затем Советом Короны, на котором к портфельным министрам присоединились несколько видных государственных деятелей с титульными министерскими званиями. Дебатов не было – с самого начала было ясно, что Бельгия будет сопротивляться. Уже стемнело, министерство иностранных дел закончило составлять ответ впечатляющего достоинства и ясности, завершающийся возвышенным отказом от предложений Германии: «Бельгийское правительство, если бы оно приняло представленное ему предложение, пожертвовало бы честью нации и одновременно предало бы свой долг перед Европой»[1704].

Утром 3 августа тексты ультиматума и бельгийского ответа были показаны французскому посланнику в Брюсселе Энтони Клобуковски, который немедленно передал эту новость Agence Havas. Шторм разразился в газетах Бельгии и стран Антанты, вызвав волну возмущения. В Бельгии произошел взрыв патриотических эмоций. В Брюсселе и других крупных городах улицы украсили национальными флагами; все партии, от антиклерикальных либералов и социалистов до клерикальных католиков, заявили о своей решимости защитить родину и национальную честь и противостоять захватчикам[1705]. В палате депутатов, где король 5 августа выступил с речью о необходимости национального единства в защите отечества и спросил собравшихся депутатов: «Готовы ли вы любой ценой сохранить священное наследие наших предков?» – поднялся безумный шум и крики «да!» со всех сторон[1706]. Немецкий ультиматум, таким образом, оказался «ужасным психологическим просчетом»[1707]. И этот просчет активно использовался в пропаганде военного времени, затмевая сложные причины, приведшие к войне и придавая военным действиям Антанты глубокое чувство морального превосходства.

Многие немцы были шокированы решением Бельгии сопротивляться подавляющему военному превосходству Германии. «О, бедные дураки! – воскликнул один дипломат германской миссии в Брюсселе. – Бедные дураки! Почему бы им не уйти с дороги, пока паровой каток не раздавил их? Мы не хотим причинять им вреда, но если они встанут у нас на пути, они будут втоптаны в грязь. О, бедные дураки!»[1708]. Возможно, именно потому, что они осознали это, немцы повторили свой призыв к бельгийскому разуму всего шесть дней спустя, 8 августа. Город Льеж, такой важный для планов Мольтке, к тому времени пал после самоотверженного сопротивления, стоившего обоим сторонам немало жизней. В записке, переданной Брэнду Уитлоку, американскому посланнику в Брюсселе, правительство Германии выражало сожаление по поводу «кровавых столкновений у Льежа» и предлагало:

Теперь, когда бельгийская армия поддержала честь своего оружия героическим сопротивлением превосходящим силам, правительство Германии умоляет короля и правительство Бельгии избавить их страну от дальнейших ужасов войны. […] Германия еще раз торжественно заверяет, что она не намерена присваивать себе территории Бельгии и что такое намерение далеко от ее мыслей. Германия все еще готова покинуть Бельгию, как только ход войны позволит ей это сделать.[1709]

Это предложение было снова отклонено.

Сапоги