Стихи. 1964–1984

Воскликни: как мало!
Оскудевающий случай,
и ты восклицаешь: как тихо!
Так тихо, что лучше не слушай…
Закутана в одеяло,
прямая идет Эвридика.

Правда, кипела скала!

Все ревело, все жило,
в многосложные строфы слагалось.
Вот Орфей – механизму родная пружина,
Орфей – состоянье числа,
неделимого на два: на Космос и Хаос.

Вот родина: Хиос вина,

черной кости Малага.
Мало – в горле стоит – мало! Темный
собирается случай у каждого шага,
пьяно, пьяно ступая… Тесна
оболочка для облака мысли огромной.

Двое к берегу вышли

из-под кисти Эль Греко.
Завихряясь к высокому центру вселенной
в искаженной пропорции – два человека.
Кто же смертный из них? Кто же ближний?
Больше неба они и разорванной пены.

Ближе, ближе, вплотную!

Ослепительной кляксой – белила.
Солнце мифа растет, пожирая
обесцвеченные светила.
Боги сходят на землю – на землю иную:
берега и языка, светотени и края.

О, правильность образа! двое:

вот Орфей, вот пальто Эвридики –
мир семейных альбомов… Как мало
фотография помнит о лике –
одно одеянье прямое,
в дешевых цветах покрывало!

Все живое похоже и пристально снято,

столь отчетливо складками разделено,
что песок под ступней бестелесной
и волнение простыни смятой –
две космических силы, сведенных в одно
еле слышное: тесно!

Ближе, ближе – вплотную!

Орфей пограничен
с каждым шагом, в любой промежуток,
в освещеньи словесности нищем…
Тихо. Слышишь, как тихо? рискуя
быть никем не услышанным временем суток,

гулом, гулом сплошным

подсознанья и сна…
И над ясным лицом, как затменье,
проплывает рука – Эвридика, страна,
столь чужая Эллада, с каким-то больным
отношеньем источника с тенью.

Декабрь 1975

Тринадцать строк

Как забитый ребенок и хищный подросток,
как теряющий разум старик,
ты построена, родина сна и господства,
и развитье твое по законам сиротства,
от страданья к насилию – миг
не длиннее, чем срок человеческой жизни…
Накопленье обид родовых.
Столько яду в тяжелом твоем организме,
что без горечи, точно, отвык
даже слышать, не то чтобы думать о чем-то,
кроме нескольких горечью схваченных книг,
где ломается обруч, земля твоего горизонта,
как Паскалев тростник!

Январь 1976

Яблоневый сад. Полдень