Стихотворения

На некой улице средь града бредового
Все будет, точно здесь уже ты жил в былом:
Миг — столь расплывчатый, но колющий копьем…
О, солнце, всплывшее из сумрака густого!

О, голоса в лесу, о, в море крик ночной!

Все беспричинно там и странно в этой смене,
Как медленный возврат из перевоплощений:
Все той же станет явь и более чем той

На этой улице магического града,

Где будут вечером шарманки джигу выть,
Где кошки в кабачках на стойках сложат прыть
И с музыкой пройдет гуляк полночных стадо.

Все будет роковым, как будто в смертный час:

Потоки кротких слез вдоль щек худых, сквозь грохот
Стремительных колес — рыдания и хохот,
Взывания, чтоб смерть пришла на этот раз,

Гирлянды мертвых слов, к которым души глухи!..

Балы публичные трубой пойдут греметь,
И вдовы, слушая взбесившуюся медь,
Крестьянки — ринутся в толпу, где потаскухи

Шагают, жуликов дразня и стариков,

Чьи брови, как мукой, покрыл лишай старинный,
Покуда в двух шагах, средь запаха урины,
Под небо фейерверк ракеты гнать готов.

Все будет точно сон, томящий и тяжелый,

Когда проснешься вдруг и вновь уснешь, и вот
Все те же призраки, и бред — все тот же, тот,
Хоть лето вкруг, трава и с гудом реют пчелы…

КОМНАТА

Перевод Г. Шенгели

По четырем стенам огромный гобелен
Роняет тяжкие и сумрачные складки,
Создав из комнаты подобие палатки
Таинственной, где мрак и роскошь взяты в плен.

На старой мебели — парчи поблеклой тлен,

Кровати контуры неявственны и шатки;
На всем лежит печать печали и загадки,
И ум теряется в наметках этих стен.

Ни статуй, ни картин, ни книг, ни клавесинов.

Лишь в глуби сумрачной, слегка подушки сдвинув,
Фигура женщины, сплошь бело-голубой,

Что улыбается, тревожней и печальней,

Невнятным отзвукам эпиталамы дальней,
Во власти мускуса, в который влит бензой.

ДЕСЯТИСТИШИЕ 1830 ГОДА

Перевод Г. Шенгели

Родясь романтиком, был должен неизбежно
Носить я узкий фрак, застегнутый небрежно,
Бородку острую и волосы в кружок.
Я, как гидальго, был изыскан и жесток,
В глазах тая призыв и также блеск угрозы.
Но, изводя мещан и убегая прозы,
Я жизнь перегрузил и, сердце иссушив,
Стал беден я, и желт, и хил, и молчалив,
Как золотушное дитя в Эскуриале…
А ведь изысканным, а ведь жестоким звали!

ХРОМОЙ СОНЕТ

Перевод Г. Шенгели