Стихотворения (1928)

Душу
         пуншем
                      и шуткой греючи
над омаром
                   с фарфоровых блюд,
ты спроси
                 Александр Сергеича:
— Что вы любите? —
                                   «Я?
                                          Люблю —
и блеск, и шум, и говор балов,
и в час пирушки холостой
шипенье пенистых бокалов
и пунша пламень голубой».
Прекрасной
                   дамы
                            тень сквозная
мелькнет
               в бутылочной длине,—
а пьяный
               Блок
                       бубнит:
                                   «Я знаю,
я знаю — истина в вине».
Пенится
              бокал золоторунный…
Петербурговы буруны
черных
            роз
                  намели пучки…
«И тотчас же в ответ что-то грянули струны,
исступленно запели смычки».
А Северянин
                     в эти
разливы струн
                        и флейтин
влез
        прейскурантом вин:
«Как хорошо в буфете
пить крем-дэ-мандарин».
Сдавались
                  флейты
                               пастушеским дудкам;
колючками рифм,
                            как репей,
Сергей Есенин
                        пристал к проституткам:
«Пей, выдра, пей!»
Куда пойдешь?!
                          И годы назад
Маяковский
                   мечтал и мяк,
сидел
          в пролетавших ночах,
                                             «глаза
уткнув
           в желтоглазый коньяк».
А «Травиаты»
                      из театров,
                               «из маленьких и больших,
расканареивались
                             по воздушной волне…
Пей
       и подпевай,
                          безголос и фальшив:
«Налейте, налейте бокалы полней!»
Пока
        заморские
                         шипучие тринкены
лакали
            дворяне,
тянул
         народ,
                   забитый и закриканный,
бочки
         разной дряни.
Попы поощряли:
                          «Терпите, братие,
пейте,
          причащайтесь, как велит вседержитель.
На Руси
             веселие пити,
не можно
               без водки
                               жити».
И под скрип телег,
                             и под луч луны
пили
        и зиму и лето…
Аж выводились
                         под Москвою
                                              белые слоны
и змеи —
                зеленого цвета,

3

Не нам
            о богатых
                            песней казниться.
— Пейте,
               господа!
Услужливо
                  греет
                           разная Ницца
наследство
                   ваших подагр.
Мы там,
             где небо
                           взамен потолка,
с тобою,
              нищь и голь.
Тебе
        времена
                      в коммуну толкать,—
но встанет четверть —
                                    и вся недолга,
и топит
            борьбу
                        алкоголь.

4

Мылом-цифрами
                            смойте с водки
поэтический
                    грим
                            красотки.
Копытом
              по книге
                           ступай, вино,
четверкой
                своей
                          свиной.

5

В рабочий подвал,
                              вонючий
                                            и нищий,
прохрюкало
                   пьяное
                              рыло свинищи:
«Не сетуй
                на жизнь,
                               подвалом задушенную,—
построит
               водка
                        жилплощадь воздушную.
Зачем
          бороться тебе
                                 из-за платы,
сивуха
           разделает
                            в бархат заплаты.
Чего подыматься,
                            расправой грозя им,—
напьешься
                  и станешь
                                   банкир и хозяин».
И вместо того,
                       чтоб к винтовке и бомбе,—
к бутылке
                тянули
                            руки обе.
Панель
            метет
                      бороденка-веник.
Вино —
             творец черепах.
И вдруг
             черепаха
                            встает с четверенек,
бутылкой
               громит
                           черепа.
Рвет Ниагарой,—
                            слюнявый,
                                             матовый.
И режет
             визг
                    тишину:
на пятерню
                  волосенки наматывая,
муж
       ликбезит жену.

6

Посмотрите только —
дети алкоголика.
Будет
          папа
крыть и рвать.
Прячься
             за шкапы,
лезь под кровать.
Фонарей сияние.
Телом — клопики,
рты —
          обезьяньи,
узкие лобики.
Олька
          да Колька,
дети алкоголика.

7