Летели вагоны,Свистели колеса,Чернела ночь на пути.Была такой же темноволосой,Черноволосой почти.Руку в рукав,И тоску за шкирку.Мало ль еще дорог!Время летит,И ты видишь, ширь какПо́ит зарей восток.За полустанком —Метель бормочет.Молча я ей подаю обрез.Снова тропинки сырою ночьюЗа поворотами — наперерез.Горькие губы теперь забудешь,Голос в тревогу влит,По плечу мнеИ грудью к грудиВетер степной стоит.Два года проходятПод рокот ветров —В разведке, в тылу, в комендантском.И голос ломается.Стал он суровПод ПермьюИ под Соликамском.Гл. 4, вместо 17–26.
Старик,Проходивший с мальчишкой за мной,Примявший раздвинутый тальник,Опять пробирался дорогой одной,Тропинкой крутой и недальней.6
«Юный пролетарий», 1926, № 11.
Не говор московских просвирен,Но всё же старайся сберечь,Как песню, как гром в Армавире,Обычную русскую речь.Ее не захватишь в уставы:Звенит, колобродит, поет.Браток из-за Нарвской заставыТаежной шпаны не поймет.Где гнут большаками проселки,Где липы и шорохи трав,Иначе поют комсомолки,Чем девочки наших застав.Ты рано меня приласкала,Но крепче слова отторочьНад каторжным ветром Байкала,В сырую балтийскую ночь.Не говор московских просвирен,Но всё же старайся сберечь,Как песню, как гром в Армавире,Обычную русскую речь.19257. ВЕЧЕР
«Юный пролетарий», 1926, № 11.
Снова шатаемся вместе,Песни во мраке сыром,Ветер из дальних предместийТихим поет ноябрем.Путь в проходную контору,Сумрак несносен и строг,Сердце грустит по просторуБлижних и дальних дорог.Теплые, теплые травы…Кто торопливо поетВ сумерки Нарвской заставы,В грохоте Нарвских ворот?Ты ли, родное заречье,Гаснешь в дыму и в пыли,Или жилье человечьеТянет меня издали?Тянут простою заботойСпевки, и слезы, и смех,Каждый дружок большеротый,Каждый измызганный цех.Нынче припомнишь под вечерВсё, что дарила гроза:Или тепло человечье,Или людские глаза.19258
ФГ. После строфы 5.
Над взмыленной пенойПоследний полет,И ветер в антеннахДо света поет.Сб. 1937 Вместо 5–10.
В простор озаренныйВеленьем землиИз гавани соннойИдут корабли,Привычным путемС чугуном и рудойПосле строфы 5.
Где белая пена,Где чаек полет,Там ветер в антеннахДо света зовет.Сб. 1952 Вместо строф 4–5.
Их штурман упорныйВедет в океан,Сквозь зимние штормы,Сквозь черный туман.И волны седыеОкрасил закат…Далеко Россия…Далеко Кронштадт…Над взмыленной пенойЧаек полет…А ветер в антеннахДо света поет…11
«Звезда», 1926, № 5 Вместо строф 4–6.
Если снова снега конспираций,Горьковатый обыденный плен,Это буря спешит пробиратьсяПереулками Rue de Caulin.Чтобы руки рванули винчестерНад морями, над звонами трав,Над смятеньем берлинских предместийИ в дыму орлеанских застав.После строфы 7.