Привычка фамильярничать с героем,Быть с ним на ты и свысокаГлядеть на жизнь его, на мелкие забавы,На самую любовь героя к героине —Уже давно вошла в литературу.Конечно, нет рецептов, по которымСмогли бы мы живописать героя,Как нет, понятно, точных указанийНа все детали в нашем ремесле.Но слышишь, как классической повадкойНад паводком всех наших пресных рек,Над полупресной бурей с Финского залива,Над льдами в Северном Полярном мореВстает совсем особенный герой.Когда в пятнадцатом столетья герцог АльбаВошел с солдатами своими в Нидерланды,В страну, где на горшке,На пузыре свином,На тонкой камышинкеНаигрывали роковые песниСтолетиям, идущим под уклон, —Один из тех полков, которые жестокостьНеистового герцога узнали, воссталИ перешел к врагам, чтобы сражатьсяПод знаменем мятежных Нидерланд.Спешило поздней ночью донесеньеПолковнику восставшего полка:«Полковник! Вы и каждый из вашего отряда,Попавшийся мне в руки,Повешен будет палачом отменнымНа первом подвернувшемся столбе».Полковник оглянулся:Дорожные качалися столбы,И от зеленых перекладин липЛожилась тень на узкую дорогу,Но пар вставал от розовых подпалинЗамученных и пристальных коней,А волонтер сидел на барабане,Трактирщицу взыскательно обняв.И написал тогда в ответ полковник:«Я облегчаю ваш непроходимый труд,Любой солдат из нашего полка отныне будетНосить с собой веревку, гвозди к нейИ весь набор, потребный палачуДля скорого свершенья приговора».Полковник знал, что делал, — ни один солдатНе сдался в плен живым, а большинствоОставшихся в строю — после конца войныНосили на плече, как знак кромешной славы,С веревкой крепкою два ржавые гвоздя.Должно быть, такова всегда судьба героев:Узнав лицо беды, лицом к лицуСмотреть на смерть и солнце,Не отводя глазаОт черного слепительного света.И мой герой — не малохольный мальчик,Не меланхолик с тростью и плащом,Не продувной гуляка, о которомКругом дурная песенка бежит.Нет, человек обыденных примет,Невзрачного геройства,Не ради славы и жизнь саму приемлющийИ смерть,Но делающий подвиг потому,Что иначе он поступить не может, —Единственный понятный мне герой.Он за станком в тяжелой индустрии,Он за кайлой на горных приисках,Он плуг ведет по всем полям Союза,Он — кочегар, он — летчик, он проходитСквозь жаркие теснины океана,Сквозь духоту всех четырех стихий.Но мы пока в глушиБлуждаем между четырех деревьевИ неумело создаем героев.Они у нас приглажены НаведенНа них известный лоск Они решаютВопросы пола, влюбляются, страдаютНа фоне модной, несомненно, темы.И пафос весь уходит на любовь.И вот живет писчебумажный мир:Героя в чернильный ад ввергают за грехиИ в картонажный рай за доблести возводят.Слепая ночь восходит над Европой,Заря шумит над нашею страной.Уже идет герой в литературу прозы,Сквозь дым и гарь, сквозь корректуры,Как через весь громоздкий этот мир.1927