Так тихомолком, ни шатко, ни валко,Редкие колки проходят, мельчась,Перепелов тормошит перепалкаВ этот сквозной замороженный час.Часто погоня срывается в окрике,Волны и молния, грохот и сон,Небо, и то в этом сумрачном округеНас с четырех окружает сторон.Старого друга седеющий волос,Жимолость, желоб, скользящий назад,Ветер, и с петель срывается волость,Сумрак, и жалобно шурхает сад.К берегу жмутся березы, но кромеЭтой кромешной, отверженной тьмы,Глухо по каплям стекающей в громе,Что еще нынче запомнили мы?В севернорусском дорожном ландшафтеСтранная есть пред рассветом пора.Скоро ли утро сойдет с гауптвахты,Сонные тучи возьмет на ура.Скоро ли снова, сорвавшийся с петель,Здесь разгуляется северный ветер?Но тихомолком, ни шатко, ни валко,Редкие колки проходят, мельчась,Перепелов тормошит перепалкаВ этот сквозной замороженный час.193071
«Октябрь»,1933, № 11. После строфы 9.
Но час придет. В глухой рассветной рани,Восстав от сна, спеша во все концы,В святивших крест на белой ИорданиОгонь живых направят мертвецы.72
«Год семнадцатый», альманах третий, М., 1933. После строфы 15.
А сколько шахтеров под этой заметьюУшло невозвратно с земли живых,Погибло от пули и пало замертвоВ сквалыжную славу и прибыль их.73
«Год семнадцатый», альманах третий, М., 1933. После строфы 9.
Шарабан мы гнали по льду,Дружны наши голоса,Прямо к острову АскольдуОн летит без колеса.Салютуй на крутоярах,Осень, стягами рябин, —Из романсов этих старыхНе спасется ни один.75
«Резец», 1934, № 3. После строфы 3.
Он каторжанин. Просто ли убийцаИз тех, что, грусть по миру волоча,Сначала могут в женщину влюбитьсяИ, рассердясь, зарезать сгоряча?Или солдат, презревший артикулы?Иль, может быть, тунгус широкоскулый?Или далеких округов повстанец?Иль террорист, что бомбу нес в руке,Раскосоглазый, рыжий оборванец,В больших очках и старом армяке?Как вал гремит, вскипая на просторе!Иль то поет архангела труба,Иль это вза́боль гневается море,У берегов вскипая, как шерба.77
Сб. 1952. После строфы 16.
За Байкалом мамонт смотрит в окна,Сто веков назад он в льдину вмерз…Где же ты, заветная Олёкма,Отзовись за столько тысяч верст!78
Ол 2. После строфы 1.
Там беркут полощет свой клюв синеватыйИ ржавые перья в чужой вышине,А страшные горы, а злые КарпатыДымятся, как вражий пожар при луне.82
«Октябрь», 1933, № 11. После строфы 8.
Попы проходили, хоругви развесив,Но буду ль я думать, что станет с того,Забросив десяток казенных профессий,Тогда я подполья учил мастерство.85
Ол. После строфы 5.
Золотой самородок, брошенныйНа распутье пяти дорог,Смертной мукой рот перекошенный,Убегающий в тьму острог.После строфы 6.