Стихотворения и поэмы

Анисим Кронгауз (зам. редактора «Смены»): «Поэма „Робот“ ставит Кирсанова в первые ряды мастеров советской поэзии. <…> И за пламенными его словами о машине чувствуется настоящая любовь к человеку» ([Б.п.] Семен Кирсанов в «Смене» // Смена. 1931. № 10. С. 17). Резко осудил поэму Ан. Тарасенков: «Поэма плохая, неудачная, надуманная и ошибочная. <…> Реальный уровень технической мощи Красной Армии не уступает лучшим армиям Европы и Америки. Но по поэме Кирсанова выходит, что нашим красноармейцам и командирам остается только вспомнить – по истинно русской привычке – „мать“ (речь идет об одной строке: „– Господа мать!“ – гл. 7, между ст. 64 и 65, исключенной уже в изд. 1935 г. – Э. Ш.) и удивляться, что механизированный гигант остался цел после винтовочного выстрела. <…> Ничего не может поделать Красная Армия с этими „роботами“ – они пускают люизит, строчат пулеметами и продолжают наступать. <…> Единственное, на что оказывается способным вооруженный пролетариат Страны Советов – это схватить цапфами с аэроплана одно из механических чудовищ <…>. Но это не останавливает механическую рать, – она продолжает победоносно сокрушать технически беспомощную, в представлении Кирсанова, рассейски матерящуюся Красную армию. Тут бы и пришла гибель Советскому Союзу, если бы не помощь западноевропейских рабочих, которые, восстав, врываются на радиостанцию и прекращают радиоуправление „роботов“. <…> Все это насквозь политически ложная концепция» (Тарасенков Ан. Техника фантастики // Зн. 1934. № 7. С. 214–216). С этой оценкой полемизировал Г. Ленобль: «Сущность, пафос „Поэмы о Роботе“ не в изображении <…> технической мощи капиталистического Запада и не в описании техники и стратегии будущей войны с СССР, как показалось критику „Знамени“ <…>, – пафос поэмы именно в утверждении социалистического человека через разоблачение и осмеяние обесчеловеченного человека капитализма. Кирсанов свежо, оригинально, содержательно подошел к основной теме нашей поэзии, и поэтому последнее его произведение – достижение не только самого поэта, но и всей советской поэзии. <…> Для сатирического изображения человекоподобных машин и машиноподобных людей как нельзя более приспособленными оказались и кирсановский гиперболизм, и кирсановская ирония…» (Ленобль Г. Машина и человек: О новой поэме С. Кирсанова // Коммунистическая молодежь. 1934. № 20 (окт.). С. 47–48). «Может ли эта сенсационная тема, – писал А. Лейтес, – пустить корни на почве нашей социалистической литературы? Разумеется, нет. И не может она потому, что основная тема социалистического искусства – это тема о живом человеке, овладевшем техникой <…>. Главное для нас, как указывал т. Сталин, – в людях, овладевших техникой. Вот почему для каждого серьезного советского художника, <…> инженера человеческих душ, тема робота может быть только боковой, только поводом для того, чтобы еще и еще раз рассказать о живом человеке. <…> К сожалению, эта сенсация не разоблачена <…> в „Поэме о Роботе“ С. Кирсанова. <…> Это тем более жалко, что поэма <…> сделана на высоком формальном уровне» (Лейтес А. Непродуманная сенсация // Зн. 1935. № 7. С. 214). С этим мнением, также опираясь на высказывание Сталина, спорил В. Никонов: «…Годы реализации лозунга т. Сталина „Техника в период реконструкции решает все“ не могли не отразиться в поэзии. Наиболее характерна „Поэма о Роботе“ С. Кирсанова. В основе ее – фантазия, опирающаяся на технику, и техника, обгоняющая фантазию <…>. Пафос техники, свойственный лефам и сближавший их с конструктивистами, увлекает Кирсанова. Разве не апофеоз техники этот механический человек? <…> „Ванадий“, „кобальт“, „радиоскоп“, „ферросплав“, „синхронность“ впервые здесь входят в поэтический обиход – словарь лирики расширяется со смелостью Маяковского. Ритмическое мастерство передает и шаг автоматов, и отрывистость приказов, и все энергично пульсирующее действие» (Никонов В. Советская литература за четыре года // Литература в школе. 1936. № 1. С. 52–53). Преобладание отрицательных оценок явилось причиной непечатания поэмы после публикации в ДпР в течение тридцати лет. Кирсанов настойчиво, но безуспешно пытался включить ее в Поэмы-56. Об этом свидетельствует докладная записка зав. редакцией русской советской литературы «Гослитиздата» А. Трегубова гл. редактору издательства (нач. 1956): «В ноябре 1955 С. Кирсанов представил в редакцию рукопись сб. „Поэмы“, в состав которой автором была включена поэма „Робот“. После просмотра рукописи эта поэма из состава сборника была исключена. Рукопись сдана в набор 2.12.55 г. В начале января автор вновь представил поэму „Робот“ в редакцию и настаивал на ее включении в книгу. После обсуждения содержания поэмы в главной редакции <…> она была возвращена автору на доработку. Но редакция считает, что и в переработанном виде включение поэмы „Робот“ в состав сборника „Поэмы“ Кирсанова в настоящее время нецелесообразно» (АДК). Позже исследователь писал о поэме: «Поэт видит прямую связь между заменой духовной жизни на механический поп-арт и переходом от буржуазной демократии к фашистской диктатуре. Как была злободневна поэма в те годы, когда Гитлер, спровоцировав поджог рейхстага, захватил власть в Германии. <…> Поэт как бы предупреждал советских людей: коричневая чума не остановится! Нужно быть бдительным!» (Петров. С. 23). Сам автор писал о поэме: «В 1935 г. участвую в поездке советских поэтов за границу. <…> На обратном пути проезжаю Берлин. Ощущение близкой схватки. Это выражено в поэме „О Роботе“ и в поэме „Война – чуме“» (Автобиография РГБ); «…Я стал искать свое место в теме будущего. Так возникла „Осада атома“ и „Поэма о Роботе“, задолго до того, как расщепленное ядро и кибернетика превратились в реальность и литературную тему многих авторов» (Иск. С. 5–6).