Стоик

Еще одно дело, требовавшее его внимания в это время, было обсуждение с Рексфордом Линнвудом, одним из трех американских скульпторов, предложенных ему Джеймисоном, характера надгробья, которое он собирался построить. Мастерство Линнвуда вызвало отклик в душе Каупервуда, в частности, еще и потому, что на его недавней работе (надгробье и скульптура на могиле недавно скончавшегося губернатора одного из южных штатов) было изображение хижины, в которой когда-то родился губернатор, а с другой стороны был изображен громадный, поросший мхом дуб, а на его фоне – боевой конь, на котором покойный губернатор не раз скакал в бой во время Гражданской войны. Каупервуда, который долго разглядывал фотографии этого надгробья, тронули пафос и простота замысла.

Позднее, сидя против Линнвуда по другую сторону своего массивного рабочего стола, Каупервуд поражался, глядя на классические черты скульптора, его глубоко посаженные глаза, высокую угловатую фигуру. Что говорить, он немедленно проникся симпатией к этому человеку.

Как рассказал Каупервуд Линнвуду, его представление о том, каким должно быть надгробье, склонялось к предпочтению греко-романского стиля, только не в его чистейшей классической разновидности. Он бы предпочел какое-нибудь отклонение от этого стиля с некоторой оригинальностью замысла в деталях. Надгробье должно быть большим по размерам, потому что ему всегда нравилась идея пространства. Кроме того, он хотел использовать в качестве материала галечно-серый гранит богатой текстуры. Еще он просил сделать в торце узкую щель окна, а с другой стороны – две массивные бронзовые двери, открывающиеся внутрь и ведущие в пространство, достаточное для размещения двух саркофагов. Линнвуд согласился с таким решением и даже ухватился за возможность реализовать такой проект. Он сделал несколько набросков, пока Каупервуд говорил, и эти наброски очень понравились Каупервуду. Они заключили договор, и Каупервуд попросил скульптора немедленно приступить к работе. Линнвуд принялся собирать свои наброски, укладывать их в портфель, но в какой-то момент остановился и посмотрел на Каупервуда.

– Хочу сказать, мистер Каупервуд, – проговорил он перед уходом, – судя по вашему виду, вам это сооружение понадобится еще очень нескоро. По крайней мере я на это надеюсь.

– Благодарю, – сказал Каупервуд. – Но не рассчитывайте на это.

Глава 65

В это время Каупервуд жил главным образом с приятной мыслью о возвращении в конце дня в Бухту Приора и к Бернис. Впервые за многие годы он радовался обыденностям семейной жизни, настоящего дома, места, где благодаря той атмосфере, которой наполняла его Бернис, все и что угодно, начиная от игры в шашки и кончая короткой прогулкой вдоль берега Темзы, казалось насыщенным цветом и чувствами и наполняло его желанием длить это вечно. Даже старение не будет такой уж мукой, если оно будет происходить в таких вот условиях.

И все же как-то утром месяцев пять спустя после его возвращения к делам у него случился самый острый из всех приступов боли за время его болезни. В него словно вонзили острый нож и крутанули в области левой почки. А оттуда боль, казалось, перескочила прямо в сердце. Он попытался подняться с кресла, но не смог. У него, как тогда в Трегазале, перехватило дыхание, он не мог пошевелиться. Однако через несколько секунд боль немного отступила, и он смог дотянуться до кнопки звонка, чтобы вызвать Джеймисона. Однако в последний момент он убрал руку, решив, что, возможно, у него случился один из тех острых приступов боли, о возможности которых его предупреждали и которые, как его заверяли, не будут фатальными. И потому он посидел еще несколько минут, крайне угнетенный той мыслью, что болезнь никуда не ушла – он только что получил яркое тому подтверждение и теперь опасался, что именно таким образом все и закончится. Ухудшало его положение еще и то, что ему не с кем было разделить свои опасения. Потому что огласка приведет все к той ситуации, в которой они уже были. А Бернис! Стейн! Эйлин! Газеты! И новые, новые дни в постели!

Он решил, что ему нужно возвращаться в Нью-Йорк. Там у него под боком будет доктор Джеймс, и он сможет снова встретиться с Эйлин, обсудить проблемы, которые тревожат ее. Если он умрет, то нужно успеть привести в порядок кое-какие незавершенные дела. Что же касается Бернис, то он мог бы объяснить ей все, не упоминая о последнем приступе, и убедить ее тоже вернуться в Нью-Йорк.

Приняв это решение, он очень осторожно поднялся с кресла, а спустя несколько часов смог вернуться в Бухту Приора, делая вид, что ничего не случилось. Но после обеда Бернис, пребывавшая в особо приятном расположении духа, спросила у него, все ли в порядке.