Стоик

Подойдя к номеру Эйлин, соседствовавшему с его собственным, он услышал ее смех, а войдя, он увидел ее перед длинным зеркалом в окружении нескольких продавщиц и белошвеек из одного из лондонских магазинов. Она обозревала свое отражение, а ее горничная поправляла на ней платье. В комнате повсюду валялась бумага, коробки, бирки и одежда, и он отметил, что то платье, которое было на ней, выглядело великолепно, и она в данном случае проявила куда как больше вкуса, чем было свойственно ей обычно. Две белошвейки с иголками во рту стояли перед ней на коленях и на скорую руку вносили изменения в покрой, а весьма привлекательная и прекрасно одетая женщина отдавала им инструкции.

– Так-так, – произнес Каупервуд, входя, – я чувствую себя здесь немного лишним, хотя я был бы не против изображать здесь публику, если не будет возражений.

– Входи, Фрэнк! – сказала Эйлин. – Я примеряю вечернее платье. Еще немного – и всё. Это мой муж, – добавила он, обращаясь к группе женщин, и те уважительно кивнули.

– Должен сказать, светло-серый тебе особенно идет, – сказал Каупервуд. – Он подчеркивает цвет твоих волос. Немногие женщины могли бы носить его так, как это умеешь делать ты, моя дорогая. Но я зашел к тебе, чтобы сообщить, что нам придется еще некоторое время провести в Лондоне.

– Правда? – сказала она, чуть поворачивая голову в его сторону.

– Я только что завершил часть той сделки, о которой говорил тебе. Все улажено, остались только некоторые детали. Я подумал, тебе интересно будет узнать.

– Ах, Фрэнк, это просто замечательно! – Она была рада.

– Ну я больше не буду занимать твое время. У меня куча дел.

– Кстати, – сказала Эйлин, которая почувствовала его желание поскорее уйти и решила снять с него часть забот, связанных с ней. – Только что звонил мистер Толлифер. Он вернулся и придет на обед. Я ему сказала, что твои дела могут помешать тебе быть с нами. Я уверена, он поймет правильно.

– Дел масса, – сказал Каупервуд, – но я постараюсь прийти.

Эйлин приняла эти слова за то, чем они и были на самом деле: пустым звуком.

– Хорошо, Фрэнк, – сказала она, а он помахал на прощанье и вышел.

Она знала, что не увидит его до завтрашнего дня, а может, и завтра не увидит, но одно обстоятельство делало его рутинное безразличие не столь мучительным. Во время телефонного разговора с ней Толлифер извинился за его кажущееся небрежение и взволнованно спросил, едет ли она во Францию. Эйлин пребывала в некотором недоумении относительно того, чем вызвано влечение к ней столь популярной среди женщин личности. По какой именно причине он проявляет к ней такой интерес? Явно из-за денег. И все же – как он привлекателен! Какими бы ни были его мотивы, его внимание весьма льстило ей.

Но главная причина, по которой Толлифер желал приезда Эйлин во Францию – хотя эта причина по случаю совпадала с желанием Каупервуда выманить ее из Лондона – сводилась к тому непреложному факту, что сам он стал одной из самых безнадежных жертв парижских чар. В то время, когда автомобиль еще не вошел в повседневный быт, Париж даже в еще большей степени, чем в более поздние времена, был местом притяжения для богатых американцев, англичан, бразильцев, русских, греков, итальянцев – людей со всех концов света, которые приезжали сюда развлечься и которые сделали все это возможным: ювелирные магазины, чарующие глаз цветочные жардиньерки, многочисленные кафе, выставлявшие летом на улицу столики и столы, пошловатые кабаре, сверкающие парады в Буа, скачки в Отей, азартные игры, опера, театры, преступный мир.

Для них здесь построили международный отель класса люкс, «Ритц», для них работали рестораны с изысканнейшей кухней: «Кафе де ла Пэ», «Вуазен», «Маргери», «Жиру» и с полдюжины других. А для поэтов, художников, сочинителей без гроша в кармане существовал Латинский квартал. В дождь ли, в снег, весной, осенью, под ярким ли солнцем или серыми небесами Париж равно производил то действие, которое было дорого каждому чуткому и изобретательному сердцу. Париж пел. А с ним пели молодость, возраст воспоминаний, амбиции, богатство, даже поражение и отчаяние.

Не следует забывать, что мистер Толлифер впервые за свои годы был при деньгах и с блестящей перспективой побыть истинным прожигателем жизни. Как это было прекрасно – иметь возможность хорошо одеваться, жить в шикарном отеле (в настоящее время он жил в «Ритце»), посещать лучшие рестораны, обводить взглядом вестибюли, задерживаться в барах, приветствовать друзей и знакомых.