Стоик

– Думаю, буду готова, – со смехом ответила Эйлин. – Но если вы хотите, чтобы я начала готовиться, то вам придется уйти.

– Меня это совершенно устраивает. Наденьте что-нибудь белое и с темно-красными розами, вы будете просто обворожительны!

Эйлин чуть зарделась от такой фамильярности. Какой бесцеремонный поклонник, если не сказать больше!

– Я так и оденусь, – ответила она с радостной улыбкой, – если найду это платье.

– Отлично! Я вернусь за вами через час. А до тех пор… – Он поклонился и вышел.

Она одевалась, ловя себя на том, что ей не дает покоя мысль о таком неожиданном, уверенном вторжении в ее жизнь Толлифера. Было очевидно, что деньги у него водятся. К тому же он имел такие превосходные знакомства – зачем ему она? С какой стати этот обед с миссис Брейнерд, обед, на котором она, Эйлин, даже не будет главной гостьей? Хотя ее и преследовали сбивавшие ее с толку мысли, эта неожиданная дружба с Толлифером, пусть, вероятно, и притворная, все же была очаровательна. Если он и был авантюристом, который холодно охотится за деньгами, как и многие вокруг, то он явно был авантюристом умным. К тому же с такой кучей развлечений в запасе – ни у кого, кто имел свои виды на нее в последние несколько лет, ничего подобного и в помине не было. Их методы слишком часто были скучными, их манеры ее раздражали.

– Готовы? – беззаботно воскликнул Толлифер, войдя к ней в номер через час или около того и оглядывая ее в белом платье и с красными розами у пояса. – Если мы выйдем сейчас, то успеем как раз вовремя. Миссис Брейнерд будет с молодым греческим банкиром и своей подругой миссис Джудит Торн – ее я не знаю, – которая придет с одним арабским шейхом, его зовут Ибрагим Аббас Бей, а что он делает в Париже, то ведомо одному господу богу! Как бы там ни было, он говорит по-английски, как и грек.

Толлифер слегка раскраснелся и, казалось, чувствовал себя еще увереннее. Он легкой походкой расхаживал по комнате, пьяновато возвышенный знанием о том, что снова пребывает в хорошей форме. К удивлению Эйлин, он принялся поносить убранство ее номера.

– Нет, вы посмотрите на эти портьеры. И как им такое пришло в голову?! Я только что поднимался к вам лифтом, так он скрипел. Представить такое в Нью-Йорке просто невозможно! И именно такие люди, как вы, позволяете им подобное!

Эйлин была польщена.

– Разве все так уж плохо? – спросила она. – Я об этом даже и не подумала. В конечном счете, где еще здесь можно остановиться?

Он ткнул пальцем в шелковый абажур с кисточкой на торшере.

– На абажуре винные пятна. А этот поддельный гобелен кто-то прожег сигаретой. Я их не виню!

Эйлин рассмеялась – его мужская чванливость потешала ее.

– Да ладно вам, – сказала она, – мы могли оказаться где-нибудь и похуже. И к тому же вы заставляете ваших гостей ждать.

– Верно. Я вот думаю, знает ли этот шейх что-нибудь про американский виски. Давайте-ка выясним.

«Максим» 1900 года. Навощенные до блеска черные полы, в которых отражаются оранжево-красные стены, позолоченые потолки и свет трех огромных призматических люстр. Если не считать парадного и черного входа, вдоль стен повсюду стояли стулья с сиденьями, обтянутыми красновато-коричневой кожей, а перед ними уютные столики: галльская атмосфера, имеющая целью способствовать умственному и эмоциональному раскрепощению, которого сегодняшний мир ищет в единственном месте – в Париже! Достаточно было войти сюда, чтобы погрузиться в счастливое забвение. Типажи и костюмы разного нрава и всех народов со всего мира. И всё это на самой-самой вершине богатства, сановности, положения, знаменитости, и всё это подчинено жестким условностям поведения и одеяний, хотя все, привлеченные на эту безусловную выставку условностей, и ищут свободу от всяких условностей.

Эйлин пребывала в возбуждении от того, что видит она, и от того, что видят ее. Как и предчувствовал Толлифер, его друзья опаздывали.

– Шейх иногда теряется в Париже, – объяснил он.

Но несколько минут спустя появилась миссис Брейнерд со своим греком и миссис Торн с ее арабским кавалером. И тут же Толлифер в самой величественной своей манере взял на себя труд сделать заказ, к радости полудюжины официантов, которые вились над столом, словно мухи. Толлифер с удовлетворением отметил, что шейх мгновенно прельстился наружностью Эйлин. Ее округлые формы, яркие волосы и роскошная цветовая гамма привлекали его куда сильнее, чем худощавость и менее пышные прелести как миссис Брейнерд, так и миссис Торн. Шейх тут же все свое внимание перенес на Эйлин, принялся забрасывать ее вежливыми вопросами. Откуда она приехала? Миллионер ли ее муж, как и все американцы? Не даст ли она ему ее розы? Ему нравятся ее темные волосы. Была ли она когда-нибудь в Аравии? Ей бы понравилась жизнь бродячего бедуинского племени. В Аравии очень красиво.