Стоик

– Эйлин! – с чувством воскликнул Толлифер, увидев крывшуюся здесь возможность. Он подошел к ней, взял ее за руку. – Это замечательно! Именно это я и хотел сказать. Вы так чувствуете, да? – спросил он, взыскующе заглядывая ей в глаза, и, прежде чем она успела предотвратить это, обхватил ее за талию и поцеловал, но без страсти, а с искренним, казалось, чувством. Но Эйлин, чувствуя свое главное желание сохранить Толлифера и в то же время не дать Каупервуду причин для негодования, воспротивилась Толлиферу, впрочем, сделала она в добродушно-шутливой манере.

– Нет-нет-нет, – сказала она, – не забывайте о том, что вы только что сказали. Между нами возможна только дружба, если вы захотите ее продолжать. И ничего, кроме дружбы. К тому же почему бы нам не отправиться куда-нибудь. Я сегодня еще нигде не была. И у меня новое платье – я хочу его надеть.

Удовлетворившись тем, что ситуация пока осталась в подвешенном состоянии, он предложил ей отправиться в новое место близ Фонтенбло, и они вышли на улицу.

Глава 40

Нью-Йоркская гавань, на берег с борта лайнера «Саксония» сходят Каупервуд и Эйлин. Газеты, знавшие о его публично выраженном желании начать действовать на площадке лондонской подземной дороги, теперь хотят узнать, кто станет его директорами, инвесторами, менеджерами, а еще не его ли люди неожиданно скупили – о чем сообщалось в прессе – большие партии простых и привилегированных акций «Дистрикта» и «Метрополитен». Он хитроумным ответом отвергает это предположение, которое, будучи опубликовано, заставило улыбнуться многих лондонцев и американцев.

Фотографии Эйлин, ее новые платья, упоминания о ее выходе в том, что называлось практически высшим светом на европейском континенте.

И одновременное путешествие Брюса Толлифера с Мэриголд, впрочем, в газетах не освещавшееся.

А Бернис в Бухте Приора добилась исключительных успехов местного масштаба. Поскольку она так умело до поры до времени скрывала свою проницательность за внешней простотой, невинностью и заурядностью, то теперь все были убеждены, что ее в свое время ждет выдающаяся и выгодная партия. Потому что она явно обладала даром избегать всего скучного, банального, распутного, а благосклонно принимала только людей традиционных, консервативных – как мужчин, так и женщин. Еще более обещающей чертой, как отметили ее новые друзья, было ее тяготение к непривлекательным женщинам – жена, к которой муж потерял всякий интерес, старая дева, незамужняя тетушка, – по рождению принадлежавших к свету, но так и не удостоившихся сладостного внимания любого рода. А она, с одной стороны, могла не бояться конкуренции более молодых и привлекательных хозяек и замужних дам, а с другой – знала: чем больше сердец одиноких женщин она завоюет, тем легче ей будет и дальше подниматься по социальной лестнице.

Не менее выигрышна была и ее склонность восхищаться абсолютно безобидными и учтиво воспитанными юнцами или наследниками титулов и социальных почестей. Да что говорить, молодые кураты и ректоры приходов на мили вокруг Бухты Приора уже были в выигрыше благодаря духовной мудрости этой молодой пришелицы. Ее спокойного появления на утренней воскресной службе в одной из соседних церквей Высокой английской церкви неизменно в сопровождении матери или одной или нескольких женщин старшего возраста, было достаточно, чтобы подтвердить все то хорошее, что говорилось про нее.

Так уж получилось, что в это же время Каупервуд в ходе своих связанных с его лондонскими планами мимолетных визитов в Чикаго, Балтимор, Бостон, Филадельфию, в святая святых банков и трастовых компаний, этих самых религиозных из американских институтов, совещался с персонами, которые могли бы стать для него и самыми полезными, и самыми влиятельными, и наиболее управляемыми. И вкрадчивым голосом говорил о стопроцентности более крупных и более постоянных прибылей, какие когда-либо извлекались из проекта подземной транспортной системы. И, невзирая на совсем недавние обвинения, предъявленные ему, его выслушивали с восхищением и искренним уважением. Да, в Чикаго бурчали, говорили о нем с презрением и ненавистью, но и в этом слышалась нотка зависти. Потому что этот человек являл собой силу, притягивавшую к себе, как всегда, заинтересованное и пристальное внимание.