– В этот раз – да, но вовсе не всегда. Мое прошлое участие в дерби обошлось мне в сумму в два раза бóльшую.
Они сидели на палубе плавучего дома в ожидании, когда подадут чай. Мимо проплыла плоскодонка, наполненная какими-то бездельниками, и он спросил Бернис, не пользуется она каноэ или плоскодонками.
– О да, – сказала она. – Мы с мистером Тэвистоком и полковником Хоксберри, который живет близ Уимблдона, доплыли на этой штуке до самого Уиндзора в ту сторону, а в другую до Марлоу и дальше. Даже в Оксфорд собирались.
– На плоскодонке? – спросил Стейн.
– Не на одной, а на двух или трех. Полковник Хоксбери намерен собрать компанию.
– Добрый старый полковник! Значит, вы с ним познакомились? Мы знали друг друга еще мальчишками. Но я его целый год не видел. Он, кажется, был в Индии.
– Да, так он мне сказал.
– Но страна вокруг Трегазала куда как интереснее, – сказал Стейн, игнорируя Тэвистока и Хоксберри. – Там у нас море со всех сторон и самый скалистый берег в Англии, очень впечатляюще, и это не считая вересковых пустошей, болот, оловянных и медных рудников и старых церквей, если они вас интересуют. И климат прекрасный, в особенности в это время года. Мне бы очень хотелось, чтобы вы с матерью приехали в Трегазаль. Там чудная маленькая гавань, где я держу мою яхту. Мы могли бы добраться до островов Силли – до них оттуда всего-то миль тридцать.
– Ой, как мило. И как любезно с вашей стороны, – сказала Бернис, думая при этом о Каупервуде и о том, что бы он сказал на это. – Мама, как ты смотришь на то, чтобы на яхте сплавать на острова Силли? – крикнула она в открытое окно. – У лорда Стейна яхта и собственная пристань в Трегазале, он уверен, нам понравится.
Она отбарабанила эти слова с шутливым видом, в то же время не без некоторой снисходительности. Стейну понравилась ее легкомысленная беззаботность, беспечное отношение к приглашению, которого в других домах могли бы безрезультатно искать годами.
В окне появилась мисс Картер.
– Вы уж извините мою дочь, лорд Стейн, – сказала она. – Она очень своенравная девчонка. Она меня никогда не слушалась. Да и никого другого, насколько мне известно. И тем не менее, если мне позволительно сказать словцо от себя лично, – тут она посмотрела на Бернис, словно спрашивая разрешения, – так это замечательное приглашение. И я уверена, Беви тоже так считает.
– Ну вот и чай, – протараторила Бернис. – А потом вы сможете прокатить меня на плоскодонке, хотя каноэ мне нравится больше. Или мы можем прогуляться, или попробовать сыграть в сквош перед обедом. Я уже пробовала, и у меня неплохо получалось.
– Ну, для сквоша сейчас жарковато, вы так не думаете? – возразил Стейн.
– Ленивец! Я думала, что англичане предпочитают тяжелую работу на корте всему остальному. Вероятно, империя деградирует.
Но никакого сквоша вечером не было, вместо этого они прокатились по Темзе на каноэ, после чего неторопливо пообедали при свечах. Стейн рассказывал о красотах дома в Трегазале, который, по его словам, хотя и не был таким современным и таким красивым, как многие другие хорошие дома в Англии, но из него открывался вид на море и скалистый берег, который производил необычное, чуть ли не нездешнее впечатление.
Но Бернис все еще опасалась принимать приглашение, хотя и была очарована рассказом Стейна об этом месте.
Глава 43
У Бернис и Стейна оказались практически одинаковые характеры. Как и она, он, в отличие от Каупервуда, был не очень категоричен и в некоторой мере не столь практичен. С другой стороны, Стейн, будучи пропорционально лишен практицизма, которым блистал Каупервуд, был куда как более блестящ в той атмосфере, которой более всего наслаждалась Бернис – атмосфере роскоши, ограниченной эстетическим чувством. Она узнала о его вкусах и философии за те несколько минут их вечерней прогулки, во время которых Стейн свободно рассказывал про себя. Как и Каупервуд, он был склонен принимать свою судьбу такой, какая она есть, даже наслаждаться ею. Он был богат. Он был на свой манер не лишен талантов. Он имел титул.
– Но я и пальцем не пошевелил, чтобы заработать или заслужить хоть кроху из того, что имею, – признался он в какой-то момент.
– В это легко верится, – рассмеялась Бернис.
– Но я такой, какой я есть, – продолжал он, игнорируя ее замечание. – Мир несправедлив, в нем много даров для одних и ничего – для других.
– В этом я совершенно с вами согласна, – сказала Бернис, внезапно посерьезнев. – Жизнь, кажется, полна сумасшедших предопределенностей, некоторые из них прекрасны, некоторые ужасны, или постыдны, или жестоки.
Стейн продолжил рассказывать про свою жизнь. Его отец, сказал он, хотел, чтобы он женился на дочери его друга, тоже графа. Но, по словам Стейна, между ними не было достаточного взаимного притяжения. А позднее, в Кембридже, он решил отложить женитьбу на более поздние времена, когда успеет повидать мир.
– Но меня тревожит, – сказал он, – что я, кажется, обрел привычку путешествовать. А между путешествиями у меня есть Лондон, Париж, Трегазаль и Бухта Приора, когда в доме нет арендаторов.