Стоик

– А меня тревожит другое, – сказала Бернис, – меня тревожит вопрос: на что одинокому холостяку столько домов?

– Они обслуживают мою первейшую потребность. А она состоит в приеме гостей, – ответил он. – В наших краях без этого не обойтись, как вы, должно быть, уже поняли. Не заметить этот трудно. Но, кроме того, я еще и работаю. И иногда до изнурения.

– Ради удовольствия работать?

– Да, пожалуй. По крайней мере, работа позволяет мне примиряться с самим собой, устанавливает баланс, который я нахожу здоровым.

И он принялся излагать свою излюбленную теорию, согласно которой титул ничего не значит, если владелец этого титула не имеет никаких личных достижений. Кроме того, развитие мира определяется сегодня людьми, которые работают в области науки и экономики, а его более всего интересует экономика.

– Но я не об этом хочу говорить, – заключил он, – я хочу поговорить о Трегазале. Он расположен на отшибе и, слава богу, довольно неустроен для обычного приема гостей. А потому, когда мне хочется собрать кучу народа, мне приходится заниматься планированием. Там все резко контрастирует с тем, что обычно происходит в Лондоне, там все другое, и я часто использую Трегазаль как некую отдушину.

Бернис сразу же почувствовала, что он хочет добиться лучшего взаимопонимания между ними. И будет лучше, подумала она, если она раз и навсегда положит этому конец прямо сейчас. Но что-то в ней воспротивилось этому в отношении человека, взгляд которого на мир был так же широк, как и ее взгляд. Она, глядя на ходу на Стейна, даже подумала: а что, если сказать ему о ее истинных отношениях с Каупервудом? Ведь тогда Стейн, может быть, не позволит своим природным инстинктам взять верх над благовоспитанностью, приверженностью нормам поведения, принятым в обществе. Потому что ведь он в конечном счете теперь связан с Каупервудом и финансовыми обязательствами и, вероятно, уважает Каупервуда в достаточной степени, чтобы распространить это уважение и на нее.

В то же время она испытывала к нему влечение и решила отложить разговор на вечер. Но на следующее утро и вскоре после восхода, стоило им встретиться за ранним завтраком и последующей верховой поездкой, все началось снова. Он продолжал говорить, что убегает в Трегазаль не только для нескольких дней отдыха, но и для того, чтобы со свежей головой поразмыслить над важными финансовыми вопросами, требовавшими его внимания.

– Видите ли, я позволил себе взвалить на свои плечи массу работу в связи с планами вашего опекуна касательно лондонской подземки, – доверительно сказал он. – Может быть, вам известно, у него довольно сложная программа, для которой, как он считает, ему понадобится моя помощь. И я пытаюсь понять, могу ли я и в самом деле быть ему полезен.

Он замолчал, словно проверяя, найдется ли ей что-нибудь сказать на это.

Но Бернис, чья кобыла трусила рядом с конем Стейна, была исполнена решимости никак не выражать своего мнения на этот счет. Поэтому теперь она ответила:

– Хотя мистер Каупервуд мой опекун, его финансовые дела для меня тайна за семью печатями. Меня больше интересуют те прекрасные вещи, которые можно купить за деньги, чем то, как эти деньги добываются.

Она неуверенно улыбнулась ему.

Стейн на мгновение остановил своего коня, повернулся к ней и воскликнул:

– Господи боже, вы же думаете точно, как я. Я часто недоумеваю: если человек любит красоту, как люблю ее я, то зачем ему соваться в практические дела в какой-либо форме. Я нередко спорю сам с собой по этому поводу.

И Бернис снова стала сравнивать Стейна с ее агрессивным и безжалостным любовником. Финансовый гений Каупервуда и его жажда власти в какой-то мере смягчались его любовью к искусству и красоте. Но сильно развитое эстетическое чувство Стейна доминировало в нем, а кроме того, он, как и Каупервуд, владел богатством, имел собственное лицо, а еще то, чего никогда не сможет иметь Каупервуд: благородного титула, признаваемого миром. Это различие привлекало ее, поскольку она явно произвела сильное впечатление на Стейна. Английский аристократ против Фрэнка Каупервуда, американского финансиста и магната городского рельсового транспорта.

Она ехала под кронами деревьев на серой в яблоках кобыле и пыталась представить себя леди Стейн. У них даже мог бы родиться сын, наследник графского титула. Но потом она, увы, вспомнила о своей матери, печально известной Хетти Старр из Луисвилла, и о собственных сомнительных отношениях с Каупервудом, которые в любой момент могут быть выставлены в скандальном свете. Потому что еще есть Эйлин и вероятная ярость Каупервуда с последующей враждой, которая с учетом его изобретательности в том, что касается интриги и мести, может принять любую форму. Перед пеклом реальности ее прежняя восторженность исчезла, как туман. На мгновение она чуть не замерла, осознав, чем чревато ее нынешнее положение, но секунду спустя немного успокоилась, услышав голос Стейна:

– Вы позволите мне сказать вам, что ваши блеск и понимание не уступают вашей красоте?

На что Бернис, несмотря на охватившую ее тревогу, весело помахала ему в ответ.