Стоик

– Почему не позволить? Вы предполагаете, что я буду отвергать все то, чего не заслуживаю?

Стейн был заинтригован еще сильнее и пришел к мысли, что отношения между нею и Каупервудом могут быть и вполне нормальными. Потому что Каупервуду никак не меньше пятидесяти пяти – шестидесяти лет. А Бернис, судя по ее виду, никак не больше восемнадцати или девятнадцати. Может быть, она его незаконнорожденная дочка. С другой стороны, а разве исключено, что Каупервуд надеется привлечь ее подарками и вниманием, дождем просыпающимися на нее и ее мать? Потому что, изучая миссис Картер, Стейн почувствовал нечто такое, чему не смог найти объяснения. Она явно была матерью Бернис – сходство между ними не оставляло сомнений на сей счет. Он был озадачен. Но теперь он хотел взять ее в Трегазаль и, размышляя над тем, как сделать это, произнес следующую тираду:

– С одним я должен вас непременно поздравить, мисс Флеминг. Я хочу сказать, что опекун у вас блестящий. Я считаю его человеком исключительно талантливым.

– Да, он такой и есть, – сказала она. – И мне приятно знать, что вы с ним сотрудничаете. Или собираетесь сотрудничать.

– Кстати, вы не знаете, когда он собирается возвращаться из Америки?

– В последний раз он дал о себе знать из Бостона, – ответила она. – У него было много работы в Чикаго и других местах. Я не знаю, когда он собирается возвращаться.

– Когда он вернется, может быть, я буду иметь удовольствие развлечь вас всех вместе, – сказал Стейн. – Но есть и Трегазаль, как вы знаете. Неужели это нужно откладывать до возвращения мистера Каупервуда?

– Пожалуй, нужно. Еще недели три-четыре. Мама неважно себя чувствует, и сейчас для нее главное оставаться здесь и отдыхать.

Она одобрительно улыбнулась ему, одновременно чувствуя, что по возвращению Каупервуда или если она найдет время написать ему письмо или отправить телеграмму, все можно будет устроить. Лично ей очень хотелось принять это приглашение. И эта дружба с одобрения Каупервуда, пусть и в его отсутствие, может продвинуть его дела со Стейном. Она сегодня же напишет Каупервуду.

– Но недели через три-четыре, как вы считаете, это будет возможным? – спросил Стейн.

– Я в этом уверена. И ничто не доставит нам большего удовольствия, заверяю вас.

И Стейн принял это противоречивое согласие с самой большой любезностью, на какую был способен. Потому что эта юная американская красавица явно не нуждалась ни в нем, ни в Трегазале, ни в его связях среди английской знати. Она была личностью самодостаточной, и принимать ее следовало такой, какая она есть.

Глава 44

Хотя Бернис и сомневалась в правильности решения развивать эту неожиданную дружбу, задержка Каупервуда отчасти создавала благоприятную почву для ее отношений со Стейном. Он уже написал, что до президентских выборов не сможет вернуться в Лондон, хотя истинной причиной была Лорна. Кроме того, проницательно добавил он, если он не сможет вернуться в ближайшем будущем, он пошлет за ней, чтобы они встретились в Нью-Йорке или Чикаго.

Его письмо заставило ее задуматься, но никаких подозрений оно не вызвало. И ничего бы в этом смысле не случилось, если бы не газетная вырезка, отправленная Эйлин и доставленная Бернис через неделю после ее разговора со Стейном. Как-то утром она, перебирая почту в восточной спальне коттеджа, обнаружила безликий конверт, отправленный на ее нью-йоркский адрес, а оттуда пересланный в Англию. В конверте она обнаружила фотографии и описания Лорны Мэрис, а также статью, вырезанную из «Городских новостей», в которой она прочла:

Слухи о пикантной новости, передающиеся теперь из уст в уста, касаются международно известного мультимиллионера и его новой протеже – танцовщицы и его нынешней фаворитки. Новость в том виде, как ее пересказывают, романтична до крайности. Утверждается, что этот джентльмен, знаменитый своими финансовыми победами в одном городе на Среднем Западе, а также пристрастием к молоденьким и хорошеньким девицам, познакомился в одном из далеких городов с самой прекрасной и самой знаменитой звездой Терпсихоры в этом сезоне и, видимо, мгновенно одержал над ней победу. Как бы велико ни было богатство этого мецената, как бы ни был он знаменит своими экстравагантными расходами, ей не было предложено оставить сцену и поехать с ним в Европу – откуда он недавно приехал в поисках капитала для своего последнего предприятия – а скорее его влюбленность стала причиной того, что его, видимо, уговорили остаться здесь. Европа ждет, но главное финансовое предприятие его жизни приостановлено для того, чтобы он мог купаться в лучах славы этой последней звезды сцены. Почитатели в шелковых шляпах напрасно ждут у служебного выхода, потому что частная машина увозит ее навстречу таким утехам, о каких мы можем только догадываться. Атмосфера клубов, ресторанов, баров накалена разговорами об этом романтическом приключении. Потому что никто не знает, чем оно завершится, и уж конечно, Европу нельзя заставлять ждать вечно. Veni, vidi, vici![30]