Стон (СИ)

Глухой рокочущий голос обрушился на нервные окончания ледяным штормом: мгновенно лишил опоры, отшвырнул назад — в бесприютный, студеный космос, и слёзные железы снова ринулись в бой, гоня по каналам выжигающую всё на своём пути кислоту. И это было неимоверно больно.

Голос, голос, голос…

Этот голос, будь он проклят, наговорил так много обидного; столько раз насмешливо разрушал очередную иллюзию, задавал вопросы, на которые страшно было ответить даже себе самому. Этот голос сводил Сада с ума скупым, еле слышным «ахх…», когда почти невменяемый, выбитый из старательно взращенной скорлупы безразличия Шерлок выгибался под ним, кончая и вжимаясь мокрым членом в живот. Но даже за призрачно-тихий возглас, срывающийся с равнодушных губ бесконтрольно, помимо воли, за возглас, о котором Шерлок потом, конечно же, отчаянно сожалел, Сад бывал благодарен.

Противоречия накинулись как стая степных гиен: разорвать, разорвать, разорвать.

Надо уходить. Бежать! Немедленно. Пока не выкатилась гигантская черная капля, пока лицо не начало деформироваться в маску вечно страдающего Пьеро.

Он сделал всё, что хотел. Бродяга оказался не таким уж и безнадежным: судя по мрачной тени, накрывшей его никакое лицо, сразу понял, о чем толковал ему гость. Да и Шерлока затрясло очень заметно.

Но закрепить сказанное не помешает.

— Спасибо за кофе, рыцарь Джон, но — дела, дела… Да и ваша принцесса сегодня не в духе, мне лучше уйти. Берегите её. Берегите всех своих принцесс — они ломаются так легко. Тростиночки…

Шерлок резко дёрнулся в его сторону, неловко взмахнув руками, — тонкая длинная кукла, с которой он никак не может всласть наиграться.

И не может обнять. Хоть плачь.

Этот мягко, но властно сжал ладонями фланелевые предплечья — не надо, остановись. И Шерлок ему подчинился: сразу же развернулся и сел на диван.

Он и в постели такой покорный?

Бежать, бежать, пока не сорвался на безобразный вопль то ли ярости, то ли муки. Сердце Садерса жалобно ныло и трепыхалось — бедная, живая птичка, заключенная в костяную ловушку.

На пороге он не выдержал, оглянулся.

— Я человек, Шерлок, и, если это тебя хоть немного утешит, если вернёт краску твоим чересчур бледным щекам, я измучен тобой. Смертельно. Постарайся больше не попадаться мне на глаза.

И посмотрел на Джона.

— До скорой встречи, отважный рыцарь.

*

Сада трясло от стыда и злости.

«Он был прав — я дешёвка. Что за пошлятину нёс я сейчас?! Отважный рыцарь… Принцесса… Монолог шута! Что со мной?! Господи, что?! Жизнь ускользает из рук. Всё рушится. За какие-то полгода ничего не осталось — ни сил, ни желаний. Одна лишь усталость. Неужели конец? Мне конец?! Ну уж нет! — Садерс с грохотом захлопнул входную дверь и яростно сплюнул на мостовую. — Я Ад взорву, если понадобится. И сил хватит, и желание будет. Все под контролем. Все под контролем. Всё под контролем…»

Ледяной ветер едва не сшиб его с ног, и Сад пожалел, что в спешке не захватил перчаток и шарфа. Впервые за многие годы он оказался на улице Лондона совершенно один: ни теплого салона автомобиля, ни чашечки кофе, налитой из туго закрученного термоса и переданной заботливой рукой Сантино. Или Джеймса. Или Ди…

Но Ди умер… Умер красивый, ласковый Габриэль. Ангел с мягкими каштановыми кудрями. Чем милее локоны этой продажной сучки? Чем слаще губы? Чем?! И почему так плавится, так стонет от счастья и боли тело, окунаясь в его тепло и запах? Почему так сладко у него между ног? Чертова жизнь.

Джеймс…

Джеймс давно уже далеко, рванул так, что только пятки сверкнули: не видеть, не слышать, не знать. Забыть. И тоже начать сначала. Он-то, в отличие от самого Сада, точно начнет, не мучась долбанными противоречиями: глаза его пылали, руки, плавно поворачивающие руль, подрагивали — на волю, на волю! Молодой, красивый, дерзкий. Теперь ещё и богатый. Столько перед ним жизни! Бери, пробуй на вкус, отламывай нескромный кусок и глотай, запивая пьяным потоком ветра. Джимми не растеряется. Если, конечно, снова не присосется к кому-нибудь по привычке. К какому-нибудь старому извращенцу или одинокой увядающей леди, которая за очень большие деньги будет слюняво лакомиться его гладким членом, позабыв, что, во-первых, она все-таки леди, а во-вторых, что он годится ей в сыновья…

Ну, это уж его дело.

Итак, Ди умер, Джеймс умчался в новую жизнь, а Санти… К черту сомнения! У Санти своя задача, и если бродяга не настолько туп, как выглядит, с этой задачей Рута справится быстро. О, у бродяги очень мощные стимулы: все его драгоценнейшие принцессы. Да, принцессы, черт бы их всех побрал! В особенности одна — строптивая, упрямая и прекрасная. И ею он, как оказалось, по-хозяйски владеет.

Бредя наугад по улице, продрогнув до костей и пряча покрасневший нос в невысокий воротник элегантной куртки, Садерс думал о себе с издевательской жалостью: начал сначала…