– Иногда я знаю, что прямо сейчас что-то произойдёт, до того, как это происходит. Или знаю, что кто-то прямо сейчас подойдёт ко мне или вот-вот позовёт. Это не всегда ясно, но случается довольно часто.
Он кивнул, предлагая ей продолжить.
– Я здесь всего пять дней, но, как мне кажется,
Она снова показала книгу.
– Там, в Дрире, всё, на что я была способна, – это заставить книгу на полу просто дрожать.
Норбридж решительно поднялся.
– Повторюсь, я впечатлён. Только обязательно используй это для хороших целей!
Девочке показалось, что Норбридж в ней сомневается: зачем он несколько раз повторяет одно и то же?!
– Ты уже много раз это говорил. Тебя что-то беспокоит?
– Скажу честно, меня беспокоят многие вещи, – он произносил слова очень медленно. – Ты моя внучка, поэтому я всегда буду беспокоиться о тебе.
Элизабет огляделась. Она знала, что Норбриджа ждёт работа, но воспользовалась случаем и задала ещё один вопрос:
– Эта комната является только обсерваторией?
Норбридж погладил бороду, но не сказал ни слова. Кивком головы он пригласил девочку следовать за ним. В конце короткого коридора рядом с гостиной оказалась одна-единственная дверь, которую он отпер серебряным ключом. Искоса взглянув на Элизабет, словно предвкушая её возможную реакцию, он резким толчком распахнул дверь.
Два массивных торшера тускло освещали устланную коврами комнату, в которой доминировало огромное окно от пола до потолка, расположенное прямо напротив двери. Уже стемнело, поэтому в нём виднелось лишь чёрное небо, что выглядело довольно драматично. Девочка увидела письменный стол, заваленный бумагами, книжные шкафы, полки и два кресла – они словно приглашали присесть. Однако её внимание больше привлекли стены комнаты, слева и справа. Они были выложены сине-белой плиткой, расписанной динамичными сюжетами. Девочка насчитала две дюжины картин: альпинисты на скалах, лыжники на склонах, люди в снегоступах на вершинах холмов, отель «Зимний дом» при полной луне и многое другое. От такой красоты Элизабет молча раскрыла рот.
– Это азулежу[13]
, – пояснил Норбридж. – Так украшали стены в Испании и Португалии в XVXVII веках. Нестор увидел азулежу, влюбился в этот стиль и распорядился отделать комнату в таком стиле.Норбридж одобрительно смотрел то направо, то налево.
– Хорошее решение, мне очень нравится.
– Потрясающе! – воскликнула Элизабет и подошла к картинке справа. Под ней была надпись:
Картина, выполненная синей краской по сливочно-белому фону, как и другие азулежу, представляла маленького мальчика, который глядит вверх, на свисающие с утёса громадные сосульки.
– Сын моего двоюродного деда, – вздохнул Норбридж. – Бедному ребёнку было всего пять лет. Он ничего не успел!
Дед немного постоял, горестно покачивая головой, а потом пригласил Элизабет посмотреть другую картину, рядом с этой. Элизабет пригляделась: двое мужчин, в одном из которых она узнала великого учёного Альберта Эйнштейна, стояли возле чёрной доски, исписанной уравнениями. Подпись гласила:
Элизабет с изумлением посмотрела на Норбриджа:
– Альберт Эйнштейн приезжал в «Зимний дом»?
– Приезжал. Как видишь, здесь игра слов, которой я обязан отцу. Я пытался уговорить его не писать это.
Затем Норбридж повернулся к противоположной стене.
– Вот эта тебе понравится.
Элизабет начала разглядывать картину, на которой была изображена девочка в тёплой парке, стоящая на вершине горы. Надпись гласила:
– Мама в одиннадцать лет совершала восхождения? – уточнила Элизабет, ощутив прилив гордости и восхищения.
– Она не только совершила восхождение! – ответил Норбридж, повысив голос и подняв палец вверх. – На вершине Уинни достала из рюкзака три кендальских мятных батончика[14]
и раздала спутникам. Мы были впечатлены! И за три минуты от сладостей не осталось и следа! Я навсегда это запомнил.Он глубоко вздохнул.
– Я заказал эту картину. И ещё несколько других. На всех азулежу изображены сцены знаковых событий из истории «Зимнего дома».
Норбридж указал на пустую стену:
– Продолжит тот, кто придёт после меня.
– Я бы очень хотела посмотреть их все! – воскликнула Элизабет. Это ведь были не просто произведения искусства, это была история её родной семьи!
Норбридж медленно обернулся. Казалось, будто он очнулся в музее, пытаясь привести в порядок мысли после просмотра шедевров мировой живописи.