Струящийся свет Божества

По-видимому, Мехтильда родилась около 1207 г. По всей вероятности, она происходила из родовитого рыцарского рода. В ее книге постоянно встречаются мотивы, темы, образы, сравнения, заимствованные из придворной рыцарской культуры. Ученые обратили внимание на этот аспект еще на ранней ступени исследования ее творчества. «Мехтильда знает о “вежестве” (zuht) и “мере” (maze) — основных добродетелях рыцарской эпохи — больше, чем написано во многих произведениях последователей Гартмана, Вольфрама и Готфрида», — писала в 20-е годы Грета Люерс[446]. В 50-60-е годы XX в. Г. Нойман в рамках комплексного исследования истории текста и жизни Мехтильды рассмотрел ее язык с точки зрения отражения им идеалов куртуазности и придворного этикета. Он показал, что многочисленные реалии придворно-рыцарскго быта и нравов, содержащиеся в ее произведении, не являются результатом некой литературной рефлексии. Это, писал он, «не фразеология, приобретенная чтением и употребляемая согласно определенным шаблонам»; это лексика, органически присущая «той жизненной почве, на которой взросла сама Мехтильда»[447].

Действительно, текст убедительно показывает, что едва ли найдется хотя бы одна сторона придворного уклада времен Мехтильды, не включенная ею в произведение «Струящийся Свет Божества». Вот темы, отраженные в ее книге: церемония приема, выхода к гостям, обращение к ним, введение гостей в дом, приветствие; украшение венками, одеждами; прислуживание камеристок и камергеров; танец как форма придворных увеселений и выражения радости; чествование хозяина и хозяйки дома; поездка ко двору как ежегодная обязанность подданного; понятие придворного вежества; проводы невесты; описание тяжеловооруженного рыцаря и т.д.

Мехтильда не была единственным ребенком в семье. Немецкий текст, а также комментарий редактора к латинскому изданию рукописи, сообщают о брате Балдуине, получившем основательное образование и воспитание в семье и избравшем впоследствии духовную карьеру (IV, 26; VI, 42). В данной связи возникает вопрос: какое образование получила в родительском доме Мехтильда? Судя по ее языку — достаточно основательное светское образование. Она умела читать и писать и усвоила все то, что могло предложить мирское обучение: библейские истории, Песнь Песней, псалмы, молитву и литургию, наставления в теологии и аллегории, впечатления от памятников изобразительного искусства, знакомство с мистериями и песенной лирикой религиозного и светского содержания. Правда, у нее не было тех систематических религиозных знаний, что давались женщинам ее круга, воспитывавшимся с детства в монастыре. Не владела она и латынью, официальным языком того времени, о чем сама писала (II, 3; III, 1; VII, 21).

Особое внимание в придворной среде, где выросла Мехтильда, уделялось воспитанию, и она девочкой прошла жесткую школу хорошего тона, обучаясь всему тому, что по обычаям века, согласно куртуазному этикету, должна была знать и уметь девушка ее круга. Спустя десятилетия отзвук этого сурового, но, как считала Мехтильда, необходимого воспитания можно отыскать на многих страницах ее писания. Сам Создатель, успокаивая нетерпеливую Невесту, тоскующую о Нем, и говоря о терпении как необходимой добродетели любящей души, использует сравнение из языка придворного этикета. Страдание от разлуки, разъясняет Бог, сродни той боли, что получает молодая дева, когда ее приучают к придворному «вежеству»: она дрожит перед неумолимой наставницей, болят все ее члены от принуждения; но только прошедший подобную «выучку» становится терпеливым (III, 5). Всевышний употребляет слово zuht, одно из основных понятий рыцарской культуры. В Средние века понятие zuht употреблялось для обозначения как процесса духовного воспитания, так и его результата — образованности или воспитанности, понимаемой как желание и умение вести благородный, изящный образ жизни. Оно имело и еще одно, специфическое значение — «стыдливость» для характеристики цивилизованных, культивированных отношений между полами. Таким образом, zuht как цель и результат включало в себя благовоспитанность, благообразие вида и одежды, изящество и благородство манер, учтивость в обхождении, сдержанность в словах и жестах, скромность и стыдливость. Мехтильда не просто усвоила культурный кодекс своего сословия. Понятие zuht вошло в ее плоть и стало второй натурой. Убежденность в том, что человеческие страсти необходимо обуздывать, что внутреннее благочестие и христианская праведность должны найти выражение в благолепной форме, соразмерной им, что душа обязана предстать пред ликом Создателя не только во всеоружии своей любви к Нему, но и с воспитанностью, учтивостью, — все это Мехтильда почерпнула из своего куртуазного воспитания в родительском доме.