Сумерки рая

Наполнен
энергией
красного
секса,
хоть слова
такого
тогда не учили,
но рифмы
твои
мы запомнили с детства,
а ты
уж давно
поселился
в могиле.

могиле не той, что, землей зарастая,

чуть грустною нежностью светит,
а той, что во крови и лжи утопает —
в России никто ни за что не ответит.

зачем ты пришел в этот мир обреченный,

от ангела крыльев бесовская тень?
Наивною совестью облеченный,
ты ночь перепутал – подумал, что день?

Ковал ты кадры

советской
стране
назло
буржуазной
Европе

и окнами РОСТа явил ты вполне

размер нарастающей …бомбы.

женским обаянием пытаясь закрыться

революционно ориентирующейся проститутки,
хоть от ласки ее потом не умыться —
молодым и в пропасть летишь под прибаутки.

совесть под прямым углом зигзагами красными

думать не позволяет завитками безопасными,
зелеными яблоками не наешься досыта —
да ноги не несут в общее корыто…

вот такая судьба случилась,

а могла ли иная быть?
Но ведь все, что задумано, – получилось!
Новую планету открыть!

И мы ее изучаем теперь…

но вот странность – революции той давно уж закрыта дверь,
а голос твой все звучит и звучит,
поэзия совести не замолчит.

поэзия молодости без оговорок и апелляций,

выраженная языком слов и пролетарских анимаций,
и стиль этот даже стал модным вновь,
наверное, потому что в нем тоже говорит любовь,

наполненная молотами

и бицепсами нарисованными,
женщинами с грудями выпуклыми
(ни с кем не согласованными),
что-то в глубине каждого к этому тянется,
если про расстрелы не вспоминать —
вполне даже глянется.

но светит, светит сталинская улыбка хитрая,

кто на фотографиях видал —
зрелище самобытное!
и сказано было:
этот поэт – лучшее, что у нас (у них) есть —
а ведь Демьянов разных было
у него не перечесть!

А если кто ранее не слыхал,

то вождь и сам стишата по молодости писал,
и между прочим, в основном про любовь,
видимо, все мы грызем эту банальную морковь.

Но любовь без совести извращается,

и иначе у нее не получается,
а любовь вместе с совестью долго не живут —
лопнут слишком быстро и в вечность канут.

но не стала пугающая прямота

пыльным антиквариатом,
до сих пор слышится она трескучим раскатом,
выражаясь в гримасе пересохших губ,
но все-таки играющих на флейте
водосточных труб…

Какой ноктюрн сыграем мы, ребята?

Останется от нас хотя б блатняк?
И будет ли хоть кто-нибудь когда-то
про нас хоть что-то помнить, хоть пустяк?

Ищут