Читаем Свет на исходе дня полностью

Было тихо, никто не двигался. Она сидела, застыв, даже дыхания ее не было заметно, как будто, пережив вновь молодость, она заплатила за это жизнью: не хватило сил, и жизнь ушла из нее.

Но она была жива. Просто она оставалась пока там, в своей молодости, в тех прекрасных летних днях, когда зеленела земля и вся жизнь была еще впереди. Она не всматривалась назад — она была сейчас там, жила в том времени: светило то солнце, росла та трава, и были живы и молоды родители и подруги, и тот, кого она любила; и она сама была молодой, легкой, веселой, часто смеялась и не считала короткие светлые ночи и длинные, просторные дни.

Вербин и Родионов не издали ни одного звука и не пошевелились. Они оба почувствовали пронзительную печаль этого мгновения, словно внезапно увидели чужую открытую рану и сами почувствовали ту же боль.

Баба Стеша открыла глаза, непонимающе посмотрела на них, в глазах ее мелькнуло удивление, потом она тут же пришла в себя и улыбнулась грустно.

— Вот, вспомнила… — пробормотала она смущенно. — Да многое, видно, забыла…

Они посидели молча. Самая короткая ночь года шла на убыль.

— А еще кто-нибудь в деревне это помнит? — спросил Вербин в тишине.

— Жива одна еще, одногодка моя, — сказала баба Стеша. — Мы с ей самые старые в деревне. Да не знаю, помнит ли.

— Не спрашивали?

Хозяйка помолчала, словно взвешивая, стоит ли говорить, потом решилась:

— Мы с ей враги. Она соседка моя.

— А-а… — Вербин вспомнил странный дом за оградой. — Вот оно что.

— В девичестве подругами были.

— Поссорились?

— Нет, — баба Стеша нахмурилась и сказала с тяжестью: — Она ведьмой стала.

— Как? — удивился Вербин. — Характер испортился?

— Нет, она настоящая ведьма.

Вербин снисходительно улыбнулся и посмотрел на Родионова. Но тот не поддержал иронии.

— Что ж тут непонятного? — усмехнулся он. — Обычная советская ведьма.

— Так себе и живет? — насмешливо спросил Вербин.

— Да, вполне нормально. Ест, пьет, спит. На выборах ходит на агитпункт. Голосует.

— Откуда известно, что она ведьма?

— Известно, — сказала хозяйка. — У нас в деревне бабка жила, настоящая ведьма была. Перед смертью умение свое соседке моей передала. Ведьма, ежели дело свое не передаст, после смерти из могилы вставать будет, покоя ей не станет. Вот они, когда смерть чуют, ищут из людей кого-нибудь. А этой бы помолиться да крестом себя осенить, так нет, она перенимать стала.

— Зачем? — спросил Вербин.

— Власти над людьми захотелось. Ведьма с нечистой силой уговор кладет: при жизни черти ей служат, а после смерти она им. Ежели не передаст кому.

— Что она умеет делать?

— Все, что людям во вред. Порчу напускает, сглаз, болезни… В семью разлад наводит, чужого мужа к чужой жене уведет или нелюбимого любить заставит. Сна лишает, у коров молоко отнимает, мало ли… Гадает по-черному. Любую беду накликать может.

— Летает, — улыбнулся Вербин. — Летает, не смейся.

— Кто-нибудь видел?

— Видели… Она по ночам в горшке травы варит, зелья готовит. Как закипит, с паром и дымом в трубу улетает. К утру возвращается.

— Баба Стеша, а ведь вы тоже варите, — улыбнулся Вербин.

— Я для пользы варю, с крестом да с молитвою. А она людям пакости творит, ей нечистая сила помогает. — Хозяйка от волнения сбивалась. — Мы с ей враги. Она присушит, я отсушу, она болезнь наведет, я отведу.

— Поразительно, — сказал Вербин Родионову. — В наше время…

— Да, — покивал начальник колонны, — спутники, компьютеры, реакторы — и на́ тебе. — Родионов улыбнулся, глядя на Вербина. — Ваша схема жизни трещит по швам. Тут цифра да формула не помогут, Алексей Михайлович.

Но Вербин не слушал его, он вдруг вспомнил что-то и с любопытством спросил:

— Баба Стеша, а незнакомых мужчину и женщину она свести может?

— Это ей пустяки. Присушит, да и прилепятся друг к дружке. — Она вдруг осеклась и посмотрела на него с испугом. — А что… — начала она, потом спохватилась и неожиданно в спешке и беспокойстве обратилась к Родионову: — Петрович, ты иди спать, иди, милый, поздно уже, нам поговорить надо. Не серчай, батюшка, дело спешное…

— Я не сержусь, — понимающе улыбнулся Родионов, встал и вышел.

— Вот добрая душа, — сказала баба Стеша. — Понятливый человек и совесть имеет. — В нетерпении и тревоге она посмотрела Вербину в лицо. — Уже?

Вербин улыбнулся и не ответил.

— Ах, Варька, бедовая девка! — сокрушенно всем телом покачалась из стороны в сторону баба Стеша. — Как обхаживала меня да как просила: присуши да присуши! — Старуха от волнения была сама не своя.

— Да вы не расстраивайтесь, — снисходительно успокоил ее Вербин. — Не может этого быть.

— Как не может?! Как не может, когда есть?!

— Случайность, совпадение… Вероятно, и без этого могло бы…

— То другое дело! — перебила его хозяйка. — То ты сам решаешь. А тут…

— Баба Стеша, никто меня не заставлял. — Вербин чувствовал себя глупо, и в то же время он понимал горе этой старухи и хотел ее успокоить. — Я не монах и на здоровье не жалуюсь…

— Варька кого угодно распалит, я знаю, только сейчас не согласием было, не по доброй воле. Ходила она туда, ходила!

— Ну и что? Даже если ходила?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ошибка резидента
Ошибка резидента

В известном приключенческом цикле о резиденте увлекательно рассказано о работе советских контрразведчиков, о которой авторы знали не понаслышке. Разоблачение сети агентов иностранной разведки – вот цель описанных в повестях операций советских спецслужб. Действие происходит на территории нашей страны и в зарубежных государствах. Преданность и истинная честь – важнейшие черты главного героя, одновременно в судьбе героя раскрыта драматичность судьбы русского человека, лишенного родины. Очень правдоподобно, реалистично и без пафоса изображена работа сотрудников КГБ СССР. По произведениям О. Шмелева, В. Востокова сняты полюбившиеся зрителям фильмы «Ошибка резидента», «Судьба резидента», «Возвращение резидента», «Конец операции «Резидент» с незабываемым Г. Жженовым в главной роли.

Владимир Владимирович Востоков , Олег Михайлович Шмелев

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези