Свет на исходе дня

Слой мха под ногами незаметно уменьшился, стало топко, но трава стала выше и гуще. Раздвигая высокую траву, он прошел вперед, но идти было трудно, и он уже хотел повернуть назад, как вдруг увидел на заросшем деревьями и кустами островке какую-то постройку. Она была вся скрыта за стеной тальника, ольх и ракит, сверху ее прикрывали высокие сосны; подступы к острову стерегли вода и густые заросли осоки, рогоза, тростника и озерного камыша. Только конек крыши и чердак проглядывали сквозь ветки, и если не всматриваться, можно было дом не заметить вовсе.

Медленным шагом Вербин вдоль берега дошел до заросшего мыса, вытянутого в сторону острова; добраться до острова без лодки было невозможно. К своему удивлению, в конце мыса Вербин увидел плетеную гать, покрывавшую топкое место. Едва он ступил на нее, фашины, сплетенные из ивовых прутьев, ушли под воду, но все же выдержали его, и он по голень в воде благополучно перебрался на остров.

Уже попав на твердую землю, он заметил в густой прибрежной траве плоскодонку, в которой лежал длинный шест. Наличие лодки с шестом вызвало у Вербина удивление: значит, на острове кто-то был.

Он оказался на поляне, окруженной густыми зарослями, посреди поляны стоял ветхий, покосившийся сруб. Вербин внимательно осмотрел его и даже обошел вокруг. Он вдруг почувствовал себя на виду, как будто в доме скрывался кто-то и тайно наблюдал за ним изнутри.

Спереди и сзади дом имел над высоким подклетом две двери: передняя была с крыльцом и навесом, к задней вела покосившаяся лестница, прилепившаяся наискось к стене.

Было ясно, что в доме живут: во дворе сушились пучки трав и кореньев, связки грибов, стоял закопченный котел, а на кольях ограды были надеты стеклянные банки.

— Есть здесь кто-нибудь? — спросил Вербин громко.

Никто не ответил. Чердачное окно было распахнуто, за ним таилась темная емкая глубина. Вокруг было тихо, в то же время Вербин чувствовал, что он не один. Было тихо, но не безмятежно, не спокойно, — какое-то напряженное ожидание хранили этот дом, поляна, островок и лес.

Ручаться Вербин не мог, но ощущение постороннего взгляда было сильным; он внимательно осмотрел окна, ощупал глазами заросли и медленно обошел дом еще раз. Потом осторожно поднялся по ступенькам на крыльцо — каждый шаг прозвучал в тишине внятным скрипом. Казалось, даже деревья сдерживали шевеление листьев — застыли и затаились.

Вербин постучал в дверь и подождал. По-прежнему было тихо. Он нажал ручку, она медленно и туго подалась, и дверь так же медленно и туго поехала внутрь. За высоким порогом находились большие пустые сени. Две двери вели из них в глубь дома, Вербин постоял, потом переступил порог и постучал снова. Но и на этот раз никто не ответил; одна из дверей была заперта, вторая открылась.

Он увидел большую комнату, голые бревенчатые стены, некрашеный пол, грубый дощатый стол и две лавки. Подождав, он шагнул внутрь; обе двери, наружную и внутреннюю, он оставил открытыми настежь.

— Хозяева! — позвал он на всякий случай — голос его одиноко повис в воздухе.

Он вышел на середину комнаты и внимательно осмотрелся. Сквозь грязные, мутные стекла была видна поляна перед домом. Крутая лестница вела из комнаты к открытому чердачному люку. За тонкой перегородкой находилась кухня, из которой был выход на задний двор.

Вербин подождал и стал медленно и осторожно подниматься. На чердаке было сумрачно и душно, во всех направлениях полумрак был пронизан яркими тонкими нитями, тянущимися сквозь ветхую крышу, в этих солнечных нитях роилась пыль. Весь чердак был увешан пучками трав и листьев, большие веники висели на балках и стропилах, густой запах кружил голову. При желании здесь можно было спрятаться, это была настоящая чаща, от которой исходил одуряющий запах трав и листьев; отдельно от общего духа тонко, пронзительно и сильно пахнул чебрец, выделяясь из разнотравья, как сильный одинокий высокий голос из хора.

Вербин постоял возле люка, ничего не заметил и стал спускаться. Ступеньки, кряхтением и скрипом отмечавшие каждый его шаг, вдруг умолкли. Вербин застыл на середине лестницы. Дверь комнаты была закрыта.

Он ясно помнил, что оставил ее открытой настежь, а сейчас она была плотно закрыта.

— Кто здесь?! — спросил он быстро и, не дожидаясь ответа, рванулся к двери.

В сенях было темно, наружная дверь была тоже закрыта, хотя он отчетливо помнил, что и ее оставил открытой.

Мало того, она была не просто закрыта — она была заперта. Вербин быстро толкнул другую дверь, которая вела в глубь дома и которая в первый раз, когда он только вошел, не открылась. Сейчас она неожиданно распахнулась, и он увидел помещение с печью и лежанкой, застланной выцветшим лоскутным одеялом. Вербин торопливо пробежал эту комнату и следующую за ней кухню, сбросил с двери массивный железный крюк и распахнул заднюю дверь. Он не стал спускаться по лестнице, идущей косо вниз вдоль стены, а перемахнул через хрупкие перила и спрыгнул на землю. Потом торопливо обогнул дом и выбежал на поляну.