Свет на исходе дня

— Вас не смущает, что все вас злой считают? — спросил он.

— У кого во мне нужда есть, те ко мне сами идут. А так… пусть себе, что мне в том.

— Вы говорили, знаете больше других…

— Знаю и умею.

— А что?

Вопрос его повис в воздухе, старуха не ответила, слова отрезанно и как бы сами по себе остались в пустоте пространства. Она сосредоточенно думала.

Она сидела, наклонив голову, и не двигалась, опущенное лицо было хмуро, глаза невидяще смотрели в одну точку.

— Хочешь знать? — спросила она настороженно после долгого молчания.

— Хочу, — ответил Вербин, испытывая жгучее любопытство.

— Смотри, ты сам выбрал, потом не жалей и назад не просись.

— Не буду, — улыбнулся Вербин.

— Ты не смейся. Ты хоть и грамотен, а я знаю то, что ваша грамота не знает. Как бы не пожалел потом. Всяк мое знание не осилит.

— Ничего, я справлюсь, — сказал он с иронией, но она не обратила на нее внимания.

Про себя он решил, что с отъездом лучше повременить, интерес стоит того; но и ко всему прочему не следовало торопиться назад, потому что Родионов был прав, Вербин это знал: вернись он сейчас, в тресте примутся за него. Самым разумным было подождать, пока страсти утихнут. Загадочная остановка на лесной дороге оказалась как нельзя кстати.

— Смотри, сам напросился, — попыталась Аглая еще раз предостеречь его, лотом молчала в сомнении и раздумье, наконец кивнула, решившись. — Приходи вечерами, как солнце зайдет. Будешь идти, людям на глаза не попадайся. Чтоб лишних толков не было.

Он кивнул понимающе, словно принимая условия игры. Это и была для него игра, интересная игра, которую он не принимал всерьез. Это была увлекательная забава, редкое развлечение, он ушел, довольный своей удачей, и долго еще улыбался, вспоминая весь разговор.

3. На другой день, едва зашло солнце, Вербин задворками пробрался в соседний дом.

— Пришел? — спокойно спросила баба Аглая. — Садись. — Она задернула занавески на окнах. — Имя тебе Алексей, так?

— Так, — он улыбнулся. — Это легко узнать.

— Хочешь, сведу вас? — не обращая внимания на его слова, неожиданно спросила она.

— С кем? — удивился Вербин.

— У нас уговор: без хитростей. Свести?

— Хорошо, — неуверенно согласился Вербин, не понимая, что она имеет в виду.

— Сперва на разлад. — Баба Аглая принесла сучок-рогатинку, разломила надвое и один обломок сожгла, а другой закопала в горшок с землей. — Как этим двум часточкам не срастись и не сойтись, так же девице Дарье с человеком живым Трофимом не сходиться, не встречаться навечно, — пробормотала она; Вербин с трудом разобрал слова и поразился. — Теперь гляди, — продолжала старуха. — Я щас люжбу приворотную скажу. Надобно на еду или на питье, а потом ей дать, да, видно, так не получится. Можно и на след ноги на земле, да где ж усмотришь. Коли хочешь, я на новую иглу, которой не шили, с ниткой суровой скажу, а ты после одежку ее спереди и сзади против сердца проденешь.

— Вряд ли случай будет, — усмехнулся Вербин.

— Можно еще на кислое яблоко нашептать. На двенадцатом слове ударишь то яблоко ножом. Только это в самую полночь нужно. Я для первого знакомства вашего на слюну скажу. — Баба Аглая велела ему плюнуть на руку и забормотала над ней: — В печи огонь горит, палит и пышет и тлит дрова; так бы тлело, горело сердце у девицы Дарьи по мне, человеку живому Алексею, во весь день, по всяк час. — Она вытерла ему руку. — Как сведете знакомство, я вас дальше поведу.

— Далеко? — поинтересовался Вербин.

— Сколько надобно. Могу до конца, как захочешь.

— К вам Варвара приходила? — неожиданно спросил Вербин.

— Проведал?

— Я видел, она в дождь шла. Да она и сама не скрывала. Моя хозяйка узнала, разволновалась. — Он улыбнулся. — Отсушила меня.

— Вечно не в свое дело лезет. Жаль Варвару, бедовая больно, да, видно, не судьба.

— Она говорила — присушила…