Читаем Свет на исходе дня полностью

Он почувствовал, что не может оказаться с ней в этом шалаше: это было ему не под силу.

Даша не удивилась и ничего не сказала. Они стали под дерево, сухие оглушительные удары били и перекатывались над головой.

— Даша, сколько вам лет? — спросил Вербин.

— Скоро двадцать будет, — ответила она.

Снова, в который раз, он поразился ее серьезности: в ней как бы от рождения существовала заведомая невозможность безудержной веселости, нельзя было представить ее бурно радующейся.

Вербин выглянул из-под дерева и подставил ладонь небу: дождь моросил, но не стихал.

— Придется нам с вами сорок дней под этим деревом провести, — сказал Вербин, вспомнив ее приметы.

Она улыбнулась, а он вдруг настороженно посмотрел вокруг, обводя взглядом заросли.

— Мне иногда кажется, в этом лесу на меня кто-то смотрит, — сказал он.

— Почудилось, — успокоила она его.

Он снова осмотрел кусты и, не обращая внимания на дождь, направился к ним.

— Не надо, — остановил его встревоженный голос Даши. Вербин остановился и обернулся к ней в удивлении. — Дождь уже кончился, пойдемте. — Она приблизилась, мягко, но настойчиво взяла его за руку и повела за собой в другую сторону.

Он покорился и послушно пошел за ней. Она вела его за собой под накрапывающим мелким дождем, и Вербин вдруг почувствовал, что нет никакой возможности ему ехать, вот так взять и отправиться с легкой душой, хотя никто его уже здесь не удерживал, никто не препятствовал отъезду, — он сам не мог уехать.

Был июль, день четвертый, Иона, Григорий и Федот, как сказала Даша.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1. Он проснулся и стал обдумывать положение. Между Родионовым и трестом началась настоящая война, меньше всего Вербину хотелось брать чью-то сторону. Он знал, что, вернись он сейчас, его тут же призовут под ружье и отправят на позиции — уклониться вряд ли удастся. Против строптивого начальника колонны сейчас, разумеется, собирали и копили улики и обвинения, и Родионов в конце концов окажется перед выбором — уйти или нажить неприятности. Это был старый, испытанный способ, Вербин не раз наблюдал его в действии. На этот раз, пожалуй, остаться в стороне будет труднее всего, — как ни странно, лучше быть здесь, вдали от глаз. Тем временем, думал он, все решится само собой, без его участия; он надеялся, что события придут к своему естественному исходу.

Вербин позавтракал и вышел из дома.

На дворе держался пасмурный, теплый, сонливый день, низкое серое небо сулило близкий дождь. Вербин прошел огороды и луг, на опушке среди мелкого подлеска и кустарника росли кипрей и донник, в краевой некоей луга отчетливо выделялись белые венчики поповника и красный короставник. Вербину пришло в голову нарвать Даше цветов, он подумал, что, может быть, это будут первые цветы, полученные ею в подарок. Он быстро составил букет и направился в лес.

Много лет уже он не испытывал ничего подобного. Это было забытое напрочь, почти юношеское нетерпение, беспокойный зуд, возбуждение, в котором смешались непонятная тревога, надежда, ожидание, даже азарт.

В нем вдруг проснулась забытая давно песенка, бесхитростный мотив, незамысловатые слова… Ему снова было двадцать лет, в голове гулял ветер, волновалась кровь, и можно было убежать в ночь, спорить до хрипоты, не думать о крыше, без стеснения нести чушь и хохотать до упаду.

Он живо дошел до глубокого оврага, над которым висел узкий бревенчатый мостик, торопливо спустился к нему и остановился: на другой стороне стоял Трофим.

Не двигаясь, Вербин быстро ощупал глазами противоположный склон: кроме тракториста, никого не было. Трофим молча ждал и не двигался. Было ясно, он здесь не случайно, намеренно поджидает, и так же ясно было, что сейчас он испытывает противника. На нем были прежние заправленные в сапоги брюки, клетчатая рубаха, вся его высокая фигура выдавала взведенную до упора решимость: будь что будет.

Вербин сразу понял, что у него нет другой возможности, как идти через мост. Не пойди он сейчас, больше не сможет он ходить в лес и видеть Дашу. Останется лишь уйти и уехать.

Это будет поражение без боя, оставленная без сражения территория, брошенные позиции, отступление без битвы, война, проигранная до начала.

Он медленно спустился к бревнам и внешне спокойно, независимо даже двинулся вперед. Внутри у него все застыло от напряжения, он шел, не спуская глаз с противника, стараясь не упустить ни одного его движения. Со стороны все, должно быть, выглядело обычно: один человек переходит мост, а другой его ждет.

Вербин шел, шел, мост никак не кончался, неизвестно было, есть ли у него вообще конец.

Он перешел мост и остановился: Трофим стоял перед ним. Они смотрели друг на друга и молчали.

— Повадился кувшин по воду ходить, — мрачно сказал Трофим.

Вербин не ответил. Внимание его было направлено на то, чтобы не пропустить внезапного нападения.

— А ведь я предупреждал, — с каким-то усталым сожалением заметил тракторист. — По-хорошему хотел.

— Дорогу, — как можно спокойнее сказал Вербин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ошибка резидента
Ошибка резидента

В известном приключенческом цикле о резиденте увлекательно рассказано о работе советских контрразведчиков, о которой авторы знали не понаслышке. Разоблачение сети агентов иностранной разведки – вот цель описанных в повестях операций советских спецслужб. Действие происходит на территории нашей страны и в зарубежных государствах. Преданность и истинная честь – важнейшие черты главного героя, одновременно в судьбе героя раскрыта драматичность судьбы русского человека, лишенного родины. Очень правдоподобно, реалистично и без пафоса изображена работа сотрудников КГБ СССР. По произведениям О. Шмелева, В. Востокова сняты полюбившиеся зрителям фильмы «Ошибка резидента», «Судьба резидента», «Возвращение резидента», «Конец операции «Резидент» с незабываемым Г. Жженовым в главной роли.

Владимир Владимирович Востоков , Олег Михайлович Шмелев

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези