Читаем Свет на исходе дня полностью

За окном тихо светился вечер — лишь посерел воздух, остыли краски неба, но пожаром горела заря на западе; вечер пришел в деревню и овладел землей. Баба Стеша ушла спать, а Вербин сидел и продолжал неподвижно смотреть в окно, за которым был разлит ровный немеркнущий свет.


4. Вечером следующего дня на лугу собралась вся деревня. Вербин пришел поздно, когда уже началось застолье. Было светло, люди сидели у расстеленных на земле скатертей, наполняя воздух гомоном голосов, смехом и криками. Легкий туман невесомо всходил по краям луга, окутывал лес и реку, от которых тянуло холодом. В центре луга было тесно, пестро, шумно, весело, — среди крика, хохота, звона стаканов и хмельной болтовни одни мальчишки продолжали без устали трудиться: с серьезными лицами, исполненные ответственности, они тащили и складывали дрова.

За пределами круга, в котором жил праздник, было пусто и тихо, и вся пестрота, сутолока, шум и веселье лишь подчеркивали окрестную пустынность и тишину.

В разных местах луга низко висели прибитые к земле рваные белые облачка, похожие издали на истонченные клочья ваты, и казалось, можно взять палку, пройти по лугу и нанизать их без труда.

Все были нарядно одеты, на девушках цветочные венки и пояса, а некоторые сплели себе еще ожерелья и браслеты. Вскоре застолье смешалось, заиграла гармонь, парни и девушки резво повскакали, многие принялись тут же отплясывать, но потом гармонь смолкла и все сгрудились в одно место густой нетерпеливой толпой. Гомон поутих, в толпе что-то происходило, Вербин приблизился, чтобы взглянуть.

В середине толпы на колоде сидел Федька и быстро крутил в ладонях оструганную деревянную палочку, вставленную острым концом в отверстие колоды и обложенную сеном.

— Давай, давай, быстрей! — подбадривали его в толпе, и он, стараясь, ловко крутил палочку в вытянутых ладонях, тер их одна о другую, как будто грел на морозе.

— Веселей, веселей! — кричали в толпе.

Все нетерпеливо смотрели, выкрикивали советы, а Федька старательно работал ладонями, не давая себе передышки, и лицо его кривилось от усердия.

Вербин впервые в жизни видел первобытный способ добывания огня. Вчера Федька сетовал, что мировые новости проходят мимо, а сегодня он сидел на колоде и руками, как встарь, добывал огонь.

Должно быть, он устал, лицо его взмокло, шея и спина окаменели от напряжения, только руки без устали двигались, как шатуны машины.

Трудность заключалась в том, что никто не мог его подменить, он сам не мог остановиться для передышки, следовало выдержать темп и разогреть дерево, а достаточно было хоть на миг замешкаться или перевести дух, все пошло бы насмарку.

Все притихли, следя за добытчиком огня. Лицо его искривилось еще больше, это была уже гримаса боли, но он не остановился. Спустя время запахло горелым, из отверстия в колоде показался дымок — все замерли, — потом появился крошечный огонек и сухое сено вспыхнуло с легким треском. Зрители шумно и радостно закричали, Федька в изнеможении откинулся назад и улыбнулся, бессильно уронив руки.

Стоявшие наготове мальчишки зажгли лучины, дали им разгореться, потом запалили от них факелы и побежали в разные стороны, где темнели большие кучи хвороста.

На лугу в разных местах вспыхнули костры, придав лугу праздничный и нарядный вид, заиграла гармонь, вспыхнула и разгорелась, как костер, пляска, со всех сторон понеслись песни, и сами собой повсюду возникли игры.

Вербин медленно побрел по лугу, не приближаясь близко, чтобы его не втянули в какой-нибудь круг.

— А мы просо сеяли, сеяли!Ой, дид-ладо, сеяли, сеяли! —

пела одна партия, выходя вперед ровной шеренгой и возвращаясь назад.

— А мы просо вытопчем, вытопчем,Ой, дид-ладо, вытопчем, вытопчем, —

шла навстречу и возвращалась на место другая партия.

— Да чем же вам вытоптать, вытоптать,Ой, дид-ладо, вытоптать, вытоптать? —

спрашивали первые, идя вперед и отступая.

— А мы коней выпустим, выпустим,Ой, дид-ладо, выпустим, выпустим, —

грозили вторые, подступая вплотную и возвращаясь.

Вербин брел стороной. Среди костров парни беззастенчиво целовали девушек, а тех, кто убегал, догоняли, повсюду был слышен визг и хохот. У одного из костров играли в ручеек, а по другую сторону под нестройную песню вели хоровод:

Заинька, по сеничкамГуляй-таки, гуляй,Серенький, по новенькимРазгуливай, гуляй…

Внутри хоровода находилась девушка и то в одном, то в другом месте пыталась разорвать круг.

Некуда зайчикуВыскочить,Некуда серомуВыпрыгнуть, —

пел хоровод, не пуская девушку.

От костров несло жаром, мальчишки, которым было поручено следить за огнем, беспрестанно подтаскивали и бросали в ревущее пламя дрова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ошибка резидента
Ошибка резидента

В известном приключенческом цикле о резиденте увлекательно рассказано о работе советских контрразведчиков, о которой авторы знали не понаслышке. Разоблачение сети агентов иностранной разведки – вот цель описанных в повестях операций советских спецслужб. Действие происходит на территории нашей страны и в зарубежных государствах. Преданность и истинная честь – важнейшие черты главного героя, одновременно в судьбе героя раскрыта драматичность судьбы русского человека, лишенного родины. Очень правдоподобно, реалистично и без пафоса изображена работа сотрудников КГБ СССР. По произведениям О. Шмелева, В. Востокова сняты полюбившиеся зрителям фильмы «Ошибка резидента», «Судьба резидента», «Возвращение резидента», «Конец операции «Резидент» с незабываемым Г. Жженовым в главной роли.

Владимир Владимирович Востоков , Олег Михайлович Шмелев

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези