Огонь с гулом рвался в небо, и была уже некая опасность, стихия, что-то угрожающее в его бешеной силе.
Стоило на несколько шагов отойти в сторону, как стылый холод касался кожи, спину охватывал озноб, вплотную подступали пустынность, безмолвие, ночь, и тянуло поскорее вернуться к огню и людям. Это был веселый, шумный остров среди холодного молчаливого пространства ночной земли.
Пляшущее пламя костров неровно освещало праздник. Сумеречный луг был полон огней, смеха, шума, песен, движения, неразборчивой толчеи, плясок, многолицей сутолоки, объятий, игр, погони; красные отсветы играли на лицах, пламя диким ночным пожаром блестело в глазах, между кострами летела копоть, рои искр уносились вверх — в дыму, в переменчивом свете огня мелькали быстрые тени. Вокруг то и дело возникали и пропадали смеющиеся, перепачканные сажей лица, скачущие козлами мальчишки, носящиеся с лаем собаки. Кто-то кого-то ловил, с визгом убегали девушки, на каждом шагу вспыхивал хохот, в ближних копнах повсюду поднималась бешеная возня, а некоторые пары без стеснения у всех на виду стремглав бежали к дальним копнам. Вербин на каждом шагу встречал целующихся, мелькали растрепанные, смеющиеся девушки, кто-то и его обнимал в толчее, он терпеливо сносил и брел дальше. Это был настоящий языческий праздник.
степенно пели среди рваных клочьев дыма нарядные пожилые женщины.
Один из костров был окружен живым кругом, который сходился к огню и отходил назад:
пел хор из подростков, мальчишек и девчонок, которые еще боялись объятий и поцелуев, а белобрысый Федька, осмелевший после добывания огня, дразнясь и кривляясь, показывал у костра, как ходят старики.
пел круг из девчонок в венках и мальчишек, Федька под хохот показывал, как ходят девушки. Вербин пошел дальше. «Скажи, скажи, воробышек…» — неслось вдогонку. В одном месте он увидел взлетающие вверх качели, в другом парни кружились на гигантских шагах, в третьем мальчишки, дурачась, прыгали, стоя на досках, положенных на бревна, каждую секунду любой из них мог свалиться на землю.
Позже по лугу разнесся дикий, пронзительный свист, у всех в руках оказалась посуда — кружки, ковши, чашки, ведра; люди черпали из бочек воду и обливали друг друга. Через несколько минут одежда у всех была уже насквозь мокрой, не трогали лишь стариков и пожилых женщин, но даже некоторым из них брызгали руками в лицо или кропили голову; Федьку парни сгребли и бросили в бочку с водой.
Вербину тоже досталось, на него несколько раз плеснули из кружек и ковшей, и однажды кто-то сзади опрокинул на него ведро. Ему показалось, это Варвара, но отчетливо рассмотреть в сумасшедшей сутолоке он не успел. Одежда была совсем мокрой, пришлось подойти к костру. У огня от мокрых людей валил пар, но никто не думал угомониться, появилась новая игра: холостые стали прыгать через костер.
Парни и девушки хватали друг друга за руки и отбегали в сторону для разбега; теснясь и толкаясь, они ожидали очереди. Дождавшись, пары разбегались, прыгали, держась за руки, над огнем. Все люди, сколько их было на лугу, столпились вокруг, в воздухе висел гомон толпы; каждый прыжок сопровождался общим криком.
После прыжка некоторые пары повторяли прыжок снова, но большинство пар распадалось, все спешили найти новых партнеров. Из обрывков разговоров в толпе Вербин понял, что по прыжку судят, насколько партнеры подходят друг другу в супружестве, и чем удачнее прыжок, тем удачнее должна быть их совместная семейная жизнь.
Все поспешно прыгали, отпускали руку и тут же торопливо искали и ловили новую, — на бегу, в спешке, в азарте, с кривляниями и всерьез, под хохот и выкрики зрителей женихи и невесты стремглав перебирали друг друга. К некоторым из них выстраивались целые очереди, другие находили партнеров с трудом, а иные и вовсе не находили, но всех, всех без исключения зрители осыпали градом оценок, советов, похвал и насмешек.
Вербин постоял, наблюдая, потом пошел по кругу за спинами, позади толпы; в стороне чадно догорали забытые костры, между которыми в дыму и красном переменчивом свете огня бродили неясные одинокие фигуры. Теперь там, где недавно клокотали веселье и буйный разгул, было пусто и тихо, а здесь, в стороне, на пустынном и безлюдном прежде месте, праздник разгорелся с новой силой.